Поход скорпионов
Шрифт:
– Я повторяю, ты выиграл нечестно, – в бешенстве прошипел герой. – И лучше бы тебе вернуться к черте, мы пустим еще по стреле.
– Лучше бы тебе успокоиться и не лезть на рожон. – Голос старика стал подобен раскатам грома. – Смирись, иначе в этом мире одним глупцом станет меньше…
Их разговор внезапно прервали: устроители, почуяв свару, бросились разнимать, а с ними и добрая половина зрителей. Толпа вклинилась между спорщиками, оттеснила одного от другого; Гиеагра прибило ко мне, и я видел, с какой тоской он провожал вздымавшуюся над человеческим морем белую шевелюру старика: того несли на руках получать вожделенный
– Моя стрела пролетела в десяти шагах от мишени, – с горечью обратился ко мне герой. – И стрела того, третьего. По-твоему, это правдоподобно?
Я покачал головой. Я прекрасно видел, каков стрелок этот Гиеагр, и уж поверьте, не мог он промахнуться, никак не мог! И тот, третий, мой дальний родственник, не мог, я слышал о его мастерстве от отца: он держал лук так, будто тот был продолжением его руки, будто, грубо говоря, он пальцем тыкал в мишень, а не стрелой. Уж если такой воин просадил мимо цели, то уж точно не обошлось без колдовства.
И я поделился с Гиеагром этими своими соображениями. Тот сплюнул и, вытянув шею, бросил взгляд на своего счастливого соперника; старик как раз разглядывал прекрасную рабыню, свой незаслуженный приз.
– Она должна быть моей, – прорычал Гиеагр. – И она будет моей.
– Если собираешься отбить ее силой, лучше сразу забудь об этой затее, – предупредил я. – Добыча победителя – священна, попробуй отнять – и против тебя ополчится весь город. К тому же он гость. Я много слышал о твоих подвигах, но с целым городом тебе не совладать.
– А было бы забавно померяться силами с целым городом, – хмыкнул Гиеагр. Вглядевшись в его глаза, я едва не отшатнулся: ведь он, пожалуй, и впрямь мог решиться на такое.
– Так говоришь, он гость? – сказал герой. – Не бойся, я храбрец, но не безумец, к тому же чту богов и не хочу накликать их гнев, нарушая обычай гостеприимства. Но ведь не вечно же этот нечистый на руку старикашка будет гостить в ваших славных Гальгалах. В конце концов, он выйдет за городские стены, и вот тогда мы продолжим прерванный спор.
– Ты хочешь напасть на него? – Почему-то эта мысль ужаснула меня.
– Не в моих обычаях нападать на старцев, – фыркнул Гиеагр. – Но еще менее в моих обычаях – упускать заслуженную награду…
Он задумался на минуту и вдруг хлопнул меня по плечу:
– Послушай, не согласишься ли ты мне помочь? Я хочу поступить с ним честно, уважая его седины, попросить добром отдать то, что мне принадлежит. Не возьмешь ли на себя роль парламентера и в некотором роде третейского судьи? Мы повздорили с ним, он на меня зол, а ты парень неглупый, сын почтенных родителей, ты как раз и сможешь замолвить за меня слово. Если же он будет настолько ослом, что не согласится уступить по-доброму…
– Я надеюсь, до этого не дойдет, – быстро сказал я. В душе моей роились смутные и скверные предчувствия, я как будто ждал чего-то нехорошего и ощущал себя так, будто нашкодил в чем-то, сам не зная в чем, или еще только собирался нашкодить, но уже ожидал за эти свои неизвестные проказы самой суровой кары.
– Конечно, не дойдет. – Гиеагр странно посмотрел на меня. – Ты, надеюсь, не трусишь?
– С чего ты мог подумать такое?! – фыркнул я.
– Отлично. Так я могу на тебя рассчитывать?
Я кивнул. И прибавил:
– Конечно.
– Тогда я сообщу тебе, какие условия я готов предложить старикашке, чтобы заполучить то, что мне причитается, а также дам несколько
Старик, бывший со своей наградой почти все время на виду, очень скоро засобирался. По заданию Гиеагра (мне лестно было услужить такому человеку) я неотрывно следил за стариком, поспешая за ним всюду, куда бы он ни пошел. Прекрасная рабыня следовала за ним по пятам, неся в руках расписную корзинку, которую он ей дал. Что такое лежало в корзинке, я не видел.
Сразу после состязания старого лучника пригласили на пир. Он возлег за столом вместе с отцами города, и все дивились тому, что в такие лета он сохранил меткий глаз и твердую руку. Позвали юношей-музыкантов и лучших городских плясунов, и чуть не час компания услаждала пирующих музыкой и танцами.
Старец смотрел с удовольствием, азартно хлопал в ладоши, под конец велел даже своей рабыне присоединиться к пляшущим. Она вышла на площадку для танцев как будто с неохотой, новому хозяину даже пришлось прикрикнуть на нее, чтобы заставить повиноваться. Но вот музыканты ударили в бубны, флейты повели задорную «У Лемия была кобылка», и девушка вдруг преобразилась: от скованности ее не осталось и следа, в глазах заплясали задорные огоньки, на губах блеснула лукавая улыбка. Вскинув руки, громко и дробно защелкала пальцами; ноги ее под подолом платья задвигались стремительно и плавно, она как будто поплыла, как лебедь плывет по водной глади. Она пустилась по площадке, описывая широкую плавную дугу, тело ее изгибалось подобно стволу молодого деревца, колеблемого ветром, от ее бедер, раскачивающихся в каком-то восхитительном ритме, невозможно было отвести глаз. Все, все замерли, завороженно глядя на нее.
Музыка становилась все громче, все быстрее, все неистовей. Казалось, воспламененные танцем музыканты сами вот-вот пустятся в пляс. Один флейтист даже выскочил в круг и принялся выделывать такие замысловатые коленца, какие под силу, пожалуй, только сатирам.
Музыка умолкла, взревели рукоплескания. Огромным усилием я оторвал взгляд от прелестной танцовщицы. Вокруг все как будто посходили с ума. Люди кричали, верещали, свистели, улюлюкали. Никогда, никогда в жизни я не видел столько восторга на лицах сограждан. Старик, хозяин рабыни, с важным видом принимал поздравления, а поодаль – я заметил его только теперь – кричал и хлопал со всеми герой Гиеагр. Он свистел и хохотал, он бесновался вместе с толпой, и только в глазах его, на самом дне его глаз, притаилась ненависть к удачливому сопернику.
Когда восторги немного улеглись, Гиеагр протиснулся ко мне.
– Похоже, старик собрался уходить, – сказал я. – Не знаю, как ему это удастся после стольких восторгов, но гляди, его намерения совершенно ясны.
Намерения старика действительно были совершенно ясны. Поднявшись с ложа, он раскланялся с двумя-тремя вельможами, а затем, поманив рабыню, стал пробираться вон из толпы. Не знаю, как ему это удалось, но пирующие как будто забыли о его существовании. Я ждал, что люди будут требовать еще и еще танцев, пока красавица не рухнет от усталости, будут потчевать дорогого гостя, ее хозяина, яствами и вином, станут расспрашивать и докучать болтовней до тех пор, пока старик в изнеможении не свалится под скамью, но ничего этого не произошло: он просто помахал всем рукой и направился прочь, а следом, с корзинкой в руках, его приобретение.