Поход викингов
Шрифт:
Очаг находился посредине самой большой комнаты. Это был круг, выдолбленный в полу на глубину в полфута и обложенный плоскими черными камнями, которые, быстро накаляясь, вбирали в себя весь жар от огня. Широкие скамьи вдоль стен, покрытые медвежьими шкурами, служили ложем. В углу, в глиняной чаше, под теплой золой сохраняли тлеющие угли, с помощью которых наутро разводили огонь.
Лейф и Скьольд разместили здесь лари с одеждой, котлы, горшки и все домашние пожитки, взятые Вальтьофом с собой из Исландии. Бьярни, у которого ничего не было за душой, сложил под крышей брата свои воинские доспехи: кожаный щит и
Кони вскоре привыкли к склонам нового пастбища, а козы и овцы были выпущены на луг, где росли карликовый можжевельник, ароматный вереск и дикий ягель. Через месяц после переезда на новое место сыновья Вальтьофа пошли из дома в дом, приглашая глав семейств принять участие в жертвенных возлияниях по случаю новоселья. При этом они произносили предписанные обычаем слова:
— Вальтьоф и Бьорн Кальфсон просят вас вымыть ваш пиршественный рог и прибыть к порогу их жилища.
Гостей пришло много, все ели скир (Скир — исландское молочное кушанье.) и пили крепкую брагу и мюсу — хмельной напиток, приготовленный из кислого молока.
Эйрик Рыжий с пониманием дела похвалил работу новых хозяев, а Бьярни Турлусон спел песню, сложенную им в честь первой фермы в Гренландии. Когда рога были осушены до дна, главы семейств поклялись Тором и Фрейей, что каждый из них к будущей зиме выстроит себе дом. Пример Вальтьофа и Бьорна принес желаемые плоды.
Таяли последние залежи снега, и большие стаи гаг и диких уток возвращались на прибрежные скалы.
Каждое утро Лейф бежал на засеянное прошлой осенью поле и с тревогой вглядывался в обнажившуюся землю.
— Отец, всходов ячменя все не видать!
— Дай им время проложить себе дорогу к свету, сынок. Но я понимаю, что тебе невтерпеж.
— А разве уже не пора?
— Земля не обманет, Лейф. Если ячмень и овес не всходят, она неповинна. Пойдем-ка работать!
Спокойствие Вальтьофа не развеивало опасений Лейфа.
Однако принести добрую весть удалось не ему, а Скьольду. Вальтьоф, Лейф и Бьорн сидели за столом, подкрепляясь овсянкой и обжаренными катышками из рыбы, как вдруг мальчик вихрем ворвался в горницу. Он раскраснелся, и на лице его отражалось волнение.
— Ячмень взошел! — закричал он. — Взошел, взошел, взошел!
Лейф и двое взрослых, забыв о еде, бросились глядеть на чудо прорастания семян. Земляной покров под напором тысяч молодых, острых, как шило, ростков покрылся трещинами. Лейф, у которого судорожно забилось сердце, опустился на колени, чтобы лучше видеть. Нежно-зеленые листки еще скрывали стебли, наполненные живительным соком.
— Земля не предала нас, — сказал Вальтьоф. — Добрый будет урожай!
По всему вспаханному полю зеленели ровные и густые всходы.
Лейф никогда особенно не задумывался над полевыми работами. Пахота, жатва, молотьба в Исландии сменялись
— Первый ячмень в Гренландии! — прошептал юноша.
— Первый ячмень! — повторил Бьорн Кальфсон. — Отец моего отца был еще малым ребенком, когда ячмень, привезенный из Норвегии, впервые вырос в Исландии. Отец вспоминал об этом до самой смерти.
— Лейф, — приказал Вальтьоф, — беги к Эйрику и дяде Бьярни и обрадуй их. Вот теперь земля Гренландии нас окончательно усыновила!
До самого вечера люди толпились у поля. Взрослым и детям не надоедало любоваться неисчислимыми ростками, ощетинившимися подобно остриям крохотных пик.
В честь нового ячменя Эйрик велел раскупорить последнюю бочку пива, привезенную из Исландии. Раз будет новый ячмень, дело не станет и за ячменным пивом!
Вскоре после этого события покой на ферме Окадаля — длинный дом Турлусонов и Бьорна получил название ближней долины — был внезапно нарушен.
Охотник, по имени Тюркер, задыхаясь, вбежал во двор. Вальтьоф, который занимался домашними делами, заметив его смятение, подошел к нему.
Тюркер тяжело опустился на камень и с трудом переводил дух.
— Я тебе нужен, Тюркер?
— Погоди, погоди, Вальтьоф. Я так бежал, что сердце вот-вот выскочит у меня из груди.
В Исландии Тюркер принадлежал к дому Эйрика Рыжего. Старый Торвальд ребенком привез его из похода в страну франков, и молодой раб рос вместе с Эйриком, деля с ним пищу и игры. Тюркер был смуглолицый, стройный и проворный. Замечательный бегун, он оставлял позади самых закаленных охотников-викингов и не имел себе равных, когда требовалось выследить зверя. Тюркер слыл ловким и хитрым. Эйрик охотно прислушивался к его советам. Хотя франк давно был отпущен на свободу, он не решался покинуть дом своего бывшего хозяина и взять себе жену.
Когда Тюркер обрел обычное хладнокровие и у него прошла поразившая Вальтьофа сильная дрожь, он согласился войти в дом Вальтьофа и залпом осушил рог с мюсой, который подал ему Лейф. Хозяин не торопил охотника.
— Я был в одном дне ходьбы отсюда, за высокими холмами. Медвежий след увел меня вглубь от берега. Зверь меня почуял и скрылся среди скал. Тор свидетель, что я был трезв! (Тюркер был неравнодушен к крепкой браге). Я выслеживал медведя, карабкаясь по этим проклятым скалам. Вдруг я заметил трех мужчин. Они шли со стороны моря. Они были далеко, и я не мог как следует разглядеть их. Я бросился плашмя на камни. На всех троих были тюленьи куртки, а на голове меховые шапки. Каждый нес лук и нож.
Вальтьоф и Лейф не услышали, как в горницу вошел Бьорн Кальфсон.
— А Йорма ты не узнал среди этих людей, Тюркер? — спросил тот.
Лейф вздрогнул. Минувшие месяцы стерли в его памяти воспоминания об Эгиле, Йорме и прочих изгнанных. Юноша почувствовал смутную тревогу. Может быть, кузнец, более дальновидный, чем кто-либо другой, и способный угадывать будущее, что-либо знает? Вот почему Лейф облегченно вздохнул, когда Тюркер отрицательно замотал головой.
— Я узнал бы Йорма среди тысяч других людей, кузнец. Но Йорма там не было. Я даже не уверен, что это были викинги. Наконечники их стрел сделаны из рыбьих и моржовых костей.