Поход викингов
Шрифт:
Бьорна Кальфсона это нисколько не убедило.
— Йорм, Эгиль и другие пережили тяжелую зиму. Им не хватало теплой одежды, и они должны были охотиться за тюленями и моржами, чтобы из их шкур выкроить себе куртки и штаны.
— Но костяные наконечники… — перебил его Лейф. — Наши никогда их не употребляют.
— Я знаю тех, кто последовал за Йормом. Стрелы с железными наконечниками они истратили без толку, а когда оказались с пустыми руками, им волей-неволей» пришлось что-то придумывать.
Беспокойство Бьорна передалось его друзьям.
Вальтьоф почесал щеку.
— А ты не подобрался
— Я обогнул скалистую гряду, чтобы зайти к ним в тыл, но это отняло у меня много времени. Я сбился с дороги, а разъяренная медведица заставила меня поворачивать то туда, то сюда. Когда я вышел с другой стороны горы, люди исчезли.
— А в какую сторону они шли?
— Было еще рано, и они двигались навстречу солнцу.
— Они пробирались на восток — в глубь острова или к другому берегу. Следует предупредить Эйрика Рыжего.
Тюркер беспомощно развел руками:
— Я бежал оттуда не останавливаясь, но Эйрик мне не поверит. Он посмеется и скажет, что я хлебнул лишнего. А может, это духи сыграли со мной злую шутку, кузнец? Не думаю, чтобы кто-нибудь из наших забрался так далеко от Восточного поселка.
— Духи тут ни при чем. Эйрик был слишком добр к этим людям, — проворчал Бьорн. — Если собака кусается, ей вышибают зубы. Я вижу пламя и кровь. Сейчас я еще не могу назвать по именам тени, которые копошатся во мраке. Огонь как зловещее солнце озарит небо, и прольется кровь, кровь невинного. Я вижу… да, да, я вижу Йорма и Эгиля по-прежнему во власти старой вражды.
Несмотря на вечернюю прохладу, Бьорн Кальфсон был весь в поту. Он говорил с трудом. Можно было подумать, что каждое слово причиняет ему страдание.
— О, ночь будет багрова!
Вальтьоф, Тюркер и Лейф никогда не видели кузнеца в таком возбуждении. Они испуганно поглядывали на дверь. Какое неизвестное божество овладело душой Бьорна Кальфсона, самого разумного из людей?
Кузнец задрожал и устремил на Лейфа блуждающий взгляд. Затем тыльной стороной руки вытер испарину на лбу.
— Нужно как можно скорее повидать Эйрика. Может быть, еще не поздно что-либо предпринять.
Лейф заметил, что по телу Бьорна пробегала дрожь, а руки тряслись, как у человека, опьяненного старым медом.
Эйрик Рыжий и Бьярни внимательно выслушали рассказ Тюркера, но, несмотря на предостережения кузнеца, не проявили особого беспокойства.
— Клянусь Фрейей, — весело воскликнул глава викингов, — голод погнал их на охоту далеко от лагеря. Сейчас Йорм, Эгиль и другие слабы, как новорожденные младенцы. Зима, словно хорек, перекусила им хребет. Негодяи не осмелятся напасть на нас. Мы достаточно сильны, чтобы встретить их должным образом, и они это понимают.
— Плохо же ты знаешь Йорма, Эйрик Рыжий! Это коварный зверь. Он не нападет на тебя, как любой честный викинг, который открыто, при дневном свете, вызывает своего врага. Йорм воспользуется темнотой. Он хитер.
— Даже в темноте Йорм не уйдет от меня. Одной рукой я сверну ему шею. А ты, Бьорн, ударом кулака вобьешь ему голову в плечи.
Бьярни расхохотался:
— А может быть, эти трое только померещились Тюркеру? У франков воображение богаче нашего. Вдобавок хмель быстро ударяет Тюркеру в голову. Скажи-ка,
— Не помню, шесть или семь раз я осушил рог, как подобает доброму охотнику. Но эти трое не были духами ячменного пива.
Эйрик так заразительно рассмеялся, что его веселость передалась Бьярни, Вальтьофу и Лейфу.
Бьорн Кальфсон, нахмурившись, шагнул через порог. Врата будущего на мир приоткрылись пред ним грозным предвестием. В Восточном поселке прольется кровь. Надвигался неотвратимый рок.
Глава VI
КРОВАВАЯ НОЧЬ
Ячмень высоко выкинул колос, и склоны трех долин украсились золотистой гривой. Лейф целыми днями работал на «Большом змее» Эйрика Рыжего. Судно вытащили на песчаный берег по настилу из смазанных салом бревен, уложенному на дне выемки, шириной в шестьдесят футов. Целых пять дней ее рыли пятьдесят человек. Одно за другим все суда викингов должны были пройти через этот сухой док для необходимого ремонта. Гроздья ракушек, клубки морских водорослей прилипли к бортам под ватерлинией, и приходилось терпеливо очищать от них корабли, выискивать древоточцев, конопатить щели в обшивке кузова при помощи сплетенных из волокон крапивы жгутов, пропитанных моржовым жиром.
Солнце заходило над Восточным поселком, окрашивая багрянцем зеркальную поверхность фьорда и верфь на берегу, где мачта «Большого змея», похожая на полированный сосновый ствол, вздымалась среди песков.
Около трех десятков домов, отстроенных весной, растянулись по склонам долин. Созданные по одному образцу, они поднимались среди впервые вспаханных земель. Глядя на них, можно было заключить, что хозяева не решаются слишком отдаляться от поселка. Поэтому двор Бьорна и Вальтьофа по-прежнему оставался одиноким на косогоре, в полумиле от ближайшего жилья.
Лейф шел напрямик через поля. Усики колосьев щекотали ему голые ноги. Когда он добрался до дома, уже наступила ночь. У входа и в большой горнице горели плошки с ворванью.
Скьольд сварил похлебку из крупы и голов свежей трески.
— Ты поздно возвращаешься, брат: отец и Бьорн ждут тебя.
Все быстро поужинали. На лицах отражалась усталость после трудового дня. Бьорн и Вальтьоф мало разговаривали друг с другом, их дружба не нуждалась в словах. Бьорн больше не упоминал о своих мрачных предчувствиях, но Лейф заметил, что с того дня кузнец запирал обе двери изнутри на засов и поставил в угол комнаты длинный норманнский меч и тяжелый кузнечный молот.
Впрочем, и сам Лейф тайком от отца и Скьольда сложил в клеть, где он спал, меч, копье, лук и щит, которые дядя Бьярни оставил в Окадале.
Вальтьоф первым поднялся из-за стола:
— Доброй ночи всем! Завтра я огорожу пастбище для коней.
— Да хранит тебя Тор, Вальтьоф!
Старик пристально посмотрел на друга и погладил Скьольда по голове.
Бьорн спал в кузнице, но Лейф был убежден, что Кальфсон еще долго бодрствует, после того как совершит обход дома, хлева, конюшни и заткнет охапкой боярышника лаз, проделанный в изгороди из можжевельника, которая окружала усадьбу. Лейф спокойно заснул. В соседней каморке что-то во сне бормотал Скьольд.