Похорони мечту
Шрифт:
Жизнь вроде бы наладилась. Согрелось не только тело, потеплело на душе.
До рассвета оставалось каких-нибудь десять часов…
Господи, это же — Вечность!
Отвлечься от прозы жизни надолго не удалось. Бензин выгорел, огонь потускнел, тряпка обуглилась и стала распадаться на красноватые искры. Раскаленный металл еще хранил благотворное тепло, но был слишком тонким, чтобы удержать его.
Игорь отметил, что тряпка горела около пятнадцати минут. И ужаснулся. При таких темпах
Из головы не уходил волчий вой. И хотя он не повторялся, да и местность, благодаря яркой луне просматривалась хорошо, на душе было неспокойно. Рядом с автомобилем еще можно чувствовать себя в относительной безопасности. А если голодная свора застанет вдали от него? Убежать не удастся…
Вопреки тревожным мыслям, стояла чудная тишина. Ни ветер, ни иные звуки не нарушали ее. Лишь слабый, успокаивающий гул бьющегося о металл огня…
Представилась уютная комнатка, пылающий очаг, горячая еда… И хотя кушать не хотелось, именно еда завершала целостность картинки. Исходящий от нарисованного воображением котелка пар, завладел сознанием и настойчиво манил к себе.
Волки… Подумаешь, волки… Где они? Не видно. А дровишки в любом случае нужны. Иначе от него до утра льдинка останется. Эдакий памятник трусливой глупости. А до деревни, может, всего пару сотен шагов. Десять минут ходьбы. Ну, двадцать, при нынешнем раскладе… Учитывая перспективу длиннющей ночи — совсем ничего.
Наученный недавним горьким опытом, Игорь проверил наличие спичек, бросил в остывшее ведро очередную вымоченную в бензине тряпку. Затем привязал к крюку длинную парашютную стропу, она всегда лежала в багажнике вместо буксировочного троса, и без приключений спустился на дно оврага.
Игоря не покидало ощущение, что, происходящее с ним, уже когда-то было. Навязчивое «дежа вю» состояло из обрывочных фрагментов, молниями вспыхивающих в мозгу и тут же исчезающих. Настолько быстро, что память не успевала их зафиксировать, упорядочить и объяснить. Возможно, всплывали наружу увиденные когда-то и позабытые сновидения, может картинки рисовало подсознание, запечатлевшее их в очень раннем детстве, или пробудилась генная память, указывая, что подобное случалось с кем-то из его предков? А, может, перегорели от напряжения предохранители, защищающие сознание, открыв тем самым путь прогрессирующему сумасшествию?..
Приблизившись к пруду, Игорь замешкался: идти в обход или рискнуть по льду? Напрямик было проще. Не надо никуда взбираться, поверхность гладкая, ровная. Но, едва подошел к зарослям камыша, под ногами угрожающе затрещало.
Полагаясь на интуицию, отправился ближним берегом. Он казался более проходимым. Но только визуально. Скрытые под снегом корни деревьев, ямы и бугорки так и норовили свалить на землю. Несколько раз Игорь падал и, поднявшись, обязательно проверял, на месте ли спички? Ведь в маленьких деревяшечках, если поблизости не окажется жилья, заключалась единственная надежда на спасение.
Снова подали голос хищники. Их вой был едва слышен, достигал издалека и
Гораздо больше страха донимал холод. Сначала занемели руки, особенно та, в которой держал ведро, затем ноги. Окрепший мороз щипал нос и щеки. Хотелось остановиться, разжечь костер и хоть немножко согреться, но он убеждал себя пройти еще немного, хотя бы до того дерева, потом еще и еще…
Наконец, свалившись в очередной раз, он понял, что больше не сможет подняться.
Да и зачем?
Лежать, пусть даже в холодном снегу (а он сейчас вовсе не казался холодным, наоборот, мягким и пушистым, словно перина) гораздо приятнее, чем напрягаться неизвестно ради чего.
Вероятно, этот миг стал бы последним в его жизни, если бы не прозвучал в уже потухающем сознании далекий и нереальный, однако, достаточно отчетливый, чтобы быть услышанным, голос Татьяны:
— Я позвоню через пару дней…
Непослушные деревянные пальцы пробрались в карман, нащупали заветный коробок. А, вытащив его, тут же бессильно разжались.
Спички!
Сигнал тревоги прозвучал едва ли не сильнее, чем голос любимой девушки. И Игорь, еще секунду назад готовый безропотно смириться с неизбежным, начал отчаянно перелопачивать снег.
Коробок был где-то рядом, но поиск шел вслепую, наощупь. Несколько раз замерзшие пальцы натыкались на него, не распознавали и продолжали разгребать снег дальше. Когда уже совсем отчаялся, спичечный коробок неожиданно сам, как будто посланный с небес, свалился на колени. Игорь долго не решался к нему притронуться, боялся, что тот растает, словно мираж… А когда понял, что такое не случится, стал с ожесточением растирать руки снегом, пока они, распухнув и покраснев, не стали отдаваться жестокой, до слез в глазах, болью.
Боль пробудила сознание. Оно очнулось, запульсировало, излучая сигналы панического страха. Именно этого чувства так не хватало для осознанных действий. Страха замерзнуть и умереть, страха, что спички отсырели и не зажгутся, страха, что распухшие пальцы не смогут удержать тоненькую соломинку… А ведь еще нужно попасть крошечной головкой в терку и, если огонек появится, удержать его…
Кстати, где же ведро?
Ах, вот…
Только почему в нем так много снега?
Да ведь он сам его набросал, когда искал спички…
Зажав в зубах коробок, Игорь выдрал успевшую смерзнуться тряпку и, как мог, вытрусил. Перевернул ведро, заколотил в него кулаками, выбивая смешавшийся с бензином снег.
Первая спичка, сломавшись, отлетела в сторону. Вторая выскользнула и утонула в белой, изрядно потоптанной, массе. У третьей раскрошилась головка даже без намека на искру. Затем картонный коробок расслоился, и почти все его содержимое высыпалось под ноги. Осталось спичек пять, не больше. Отчаяние готово было вспыхнуть с новой силой, но его опередил тоненький, едва слышный голосок: