Похоронный агент
Шрифт:
Домашние хозяйки за полчаса раскупали у отца всю краснопёрку, разложенную по кучкам на прилавке рынка. Красивая мокрая рыбка привлекала внимание покупателей своим блеском, морским запахом и свежестью. Некоторые экземпляры были ещё живыми и подпрыгивали в открытом рюкзаке отца. Отец пересчитывал вырученные от продажи деньги, которых иногда оказывалось больше полумесячной его зарплаты в порту, и, довольный, давал дочке целую крупную купюру в подарок, а потом заходил в магазин, где покупал две-три бутылки водки, разную закуску, и в приподнятом настроении шёл домой отмечать удачную рыбалку. А Лиза бежала к соседке-подружке,
– А не пойти ли мне завтра в море на рыбалку, как в детстве? – спросила себя Лиза, ставя свою машину на парковку. – Где ловить и как ловить, я помню, лодкой управлять могу, грести отец научил. Пойду. Решено.
И приободрившись от этой идеи, зашла по пути домой в булочную.
– Мне две булки серого хлеба и одну белого, – сказала она продавщице, как когда-то говорил её отец.
Он умер почти два года назад от сердечного приступа, а мать её умерла ещё раньше от какой-то болезни печени, и Лиза осталась совсем одна на белом свете, не считая, конечно, Вадика.
– А у нас серого хлеба не бывает, – виновато ответила продавщица, удивлённо разглядывая дородную, богато одетую даму.
– Ну что ж, давайте тогда три булки белого, – вздохнула с сожалением упитанная дама. – Ещё один пакет пустой посчитайте.
Во дворе своего дома Елизавета Петровна с трудом нашла детскую песочницу и, воровато оглядываясь по сторонам, насыпала жменями песок до половины пустого пакета и, удовлетворенная, поднялась в свою квартиру.
– Вадя! – позвала она приветливо мужа.
Вадик испуганно выглянул из кухни в переднике, где готовил ужин для двоих (дочка была в летнем детском лагере), и удивлённо посмотрел на супругу. Обычно когда Лиза звала его так ласково, она была пьяна, но тут он увидел пришедшую с работы совершенно трезвую жену с какими-то пакетами из магазина, которых раньше она никогда не приносила.
– Вот, возьми у меня эти пакеты, здесь три булки хлеба и песок.
– Зачем нам столько хлеба, дорогая, тем более я уже французский батон купил, который ты любишь.
– Не тараторь. Две булки размочи в воде и размешай с песком, а третью булку порежь на маленькие кубики, вот такие, – показала она между большим и указательным пальцами, отдавая пакеты мужу.
– А в чём размешать? – ещё больше удивился супруг.
– Да хотя бы в том ведре, в котором ты половую швабру моешь.
Вадик ещё больше удивился, но не стал задавать больше вопросов, чтобы не рассердить любимую, и пошёл выполнять указание. Он размочил хлеб в раковине водой из-под крана, положил его в ведро, высыпал туда песок из пакета, принесённый Лизой, и стал брезгливо размешивать. «Может голубей собирается кормить этой гадостью моя благоверная? – силился он понять её странное указание. – А зачем тогда с песком? Чтобы передохли все? От неё всего можно ожидать».
А супруга возбуждённо ходила по квартире, поминутно заглядывая через его плечо, как он перемешивает смесь в ведре, и, наконец, не выдержала и сказала:
– Ну
С этими словами она отодвинула Вадика в сторону, присела на стул и стала яростно сжимать липкую гадость ладонями так, что месиво полезло у неё между ухоженными пальцами с накрашенными ногтями. Муж не посмел что-нибудь возразить, достал доску для резки хлеба и стал нарезать третью булку на тонкие пласты. Лиза тем временем пожамкала немного песочную кашу в ведре, с удовольствием наблюдая, как она медленно лезет сквозь пальцы, и, решив, что этого достаточно, помыла руки и отнесла ведёрко с месивом в прихожую у порога.
– Ну кто же так режет, – сказала она, подойдя к мужу. – Дай, я сама. – И забрав у него нож, села нарезать кубики хлеба.
Через полчаса, справившись с этим лёгким с виду делом, Лиза засыпала нарезанные кубики обратно в пакет и также отнесла его в прихожую.
Рано утром, когда только начало светать за окном, Лиза решительно встала с кровати и пошла умываться. Вадик ещё больше удивился её поступку, привыкший к тому, что супруга раньше девяти вообще не просыпалась, быстро приготовил ей кофе, разогрел круассан в микроволновке и подал к столу. Лиза, уже одетая в спортивный костюм, молча торопливо позавтракала, напялила на себя неизменный плащ, взяла ведро с песком, пакет с нарезанным хлебом и, ничего не сказав мужу, вышла из дома.
Утро было тёплым, влажным и хмурым. На берегу залива приливная вялая волна уже успела намутить воду, и она выглядела грязной и сорной от морской травы и каких-то бумажек. Елизавета Петровна подошла к отцовскому гаражу, с трудом отомкнула заржавевшие замки, ржавыми ключами, захваченными с собой, и со скрежетом открыла ворота.
Она не была здесь больше года. Один раз после смерти отца зашла в гараж, чтобы посмотреть, что там вообще есть, но кроме старой лодки с вёслами, якорей и какой-то рухляди в обильной паутине, ничего хорошего не нашла и решила при случае продать его местным рыбакам. Закрыла и забыла.
С тех пор в гараже ничего не изменилось: та же паутина, тот же хлам, покрытый толстым слоем пыли, и облезлая лодка посредине. Елизавета Петровна легко вытащила лодку из гаража на воду, перенесла туда два якоря с верёвками, ведро с размешанным песком, пакет с нарезанным хлебом, удочки в брезентовой сумочке, которые нашла в гараже, уселась на лавочку посередине лодки, вёсла воткнула в уключины и стала размышлять, как бы оттолкнуться от берега, чтобы не замочить кроссовки. Мимо неё проходил рыбак в просторной куртке защитного цвета, резиновых сапогах, с рюкзаком за плечами и ведром, наверное, с рыбной приманкой, видимо, также спешил выйти в море.
– Эй, мужчина! – окликнула Лиза его. – Помоги мне от берега оторваться, а то одна я не смогу.
Мужчина остановился, посмотрел сначала на незнакомую дородную женщину, сидящую в лодке, затем на раскрытый гараж бывшего приятеля-рыбака и поставил ведро на землю.
– Отчего ж не помочь, помочь завсегда можно, – и с этими словами зашёл в воду, развернул лодку с пассажиркой носом к морю и стал толкать с кормы, пытаясь оторвать днище ото дна.
– Ты не сиди сиднем. Вёслами упирайся в дно и греби на себя! – прокричал он незнакомке, запыхиваясь от натуги.