Похороны куклы
Шрифт:
– Да, конечно.
– Тогда не лучше ли будет…
Анна перебивает:
– Я хочу на время ее оставить. Хочу успеть попрощаться.
18
Пустое дерево
15 ноября 1983
Мое тяжелое дыхание разносилось по всей комнате. Я убила Мика, думала я, а не наоборот. Это у меня руки в крови. Я вытянула их вперед. Почти посередине ладони показалось красное пятнышко.
Из окна я видела темные очертания тела Мика, лежавшего на земле. Я была готова поклясться, что оно росло – его содержимое грозило
Я прокралась в сад и на цыпочках миновала тело и окружавшие его тени. Мне показалось, я видела, как оно дернулось и замерло, моя нога зависла над землей, но дело было всего лишь в темноте, из-за которой все раздувается и шевелится.
Потом я побежала к лесу, шумящему у самых моих ног, за садами. «В лесу есть все, что нужно, Руби», – говаривала бабуля. Но это был не ее лес – не тот, где зелья, где сладкие орехи можно было горстями собирать с земли, где брали дерево, чтобы всю зиму жечь в очаге. Бабуля была ко мне добра. Пока она не умерла, мне не было так одиноко. Когда я рассказала ей про Женщину-осу, которую видела, когда шла спать, она ответила:
– Просто старая душа ищет помощи. Стукни ее разок пальцами по голове, она и уйдет.
Но когда я взбиралась по лестнице, и Женщина-оса с усеченной и заостренной, как у насекомого, нижней частью тела взметнулась из пустоты коридора, когда я попыталась дотянуться поверх перил и коснуться ее головы – она уклонилась и исчезла. И непохоже было, что ей нужна помощь. На ее плоском, буром, как резина, лице застыло хитрое выражение, губы были ханжески поджаты.
Нет, то был не лес моей бабули; то была темная пучина, древесные стволы, влажные на ощупь, точно покрытые холодным потом. И страшила меня теперь свежая душа Мика, в любую секунду он мог наброситься на меня, рыча от ярости из-за того, что только что умер. «Я не хотела», – пискнула я в ночь, потому что тени, окружавшие тело Мика, теперь, должно быть, следовали за мной. Еще чуть-чуть, и я увижу, как они умножатся, как, дерясь и бахвалясь, станут поджидать меня впереди. Они могли отыскать оружие, какой-нибудь клинок, и плясать вокруг, коля меня острием. Я побежала, всхлипывая в ночи. Ветки рвали мне волосы, тыкались в лицо и в глаза. Били, как мокрые хлысты, по моими щекам, и сквозь это все я бежала, вытянув руки, словно могла что-то оттолкнуть.
Когда я, наконец, остановилась, то поняла, что уже далеко зашла в чащу. Я села, прислонившись в темноте к стволу, отдышалась. Что-то не давало мне покоя. Звук, с которым я привалилась к дереву. Он был какой-то не такой. Я распутала ветки плюща, обвивавшие основание ствола, и мои руки провалились в пустоту. Дерево полностью выгнило изнутри.
Втискиваясь в сердце дерева, я подумала, что лес, возможно, все-таки дал мне то, что нужно, и мне захотелось, чтобы дерево росло дальше и запечатало меня внутри, чтобы я навсегда могла остаться под его защитой.
За ночь все изменилось. К утру каждый упавший лист окаймляла белая изморозь, и листья звенели, ударяясь друг о друга на ветру. Я огляделась в поисках Тени. Заглянула под колючие кусты, за стволы деревьев. Мика и его оружия там не было. В этом я уже убедилась.
– Вот ты где, – сказала я.
Тень скорчился за маленьким
Он молчал.
– Не валяй дурака, не сейчас. Я всерьез попала, и на этот раз мне очень страшно, – взмолилась я.
Он продолжал сидеть на корточках. Я видела отпечатки обеих его ног на заиндевевших листьях.
– Можешь пойти со мной, а можешь не ходить. Мне все равно.
Так с ним было обращаться лучше всего: сделать вид, что тебе все равно, и тогда он вскоре пойдет следом.
Я повернулась, чтобы уйти, и меня впервые по-настоящему пронзило холодом сквозь тонкое пальто. Под дубом лежала окостеневшая неподвижная птица. Наверное, она выпала из гнезда и замерзла насмерть. Вот что случилось бы со мной этой ночью, подумала я, если бы не пустое дерево.
Краем глаза я видела, что за мной идет Тень. Сработало, надо было не обращать на него внимания.
Не думаю, что ты понимаешь, куда идешь. А ты голодная. Тебе надо домой.
– Конечно, я понимаю, куда иду, – соврала я, повернувшись к нему. – Просто иди за мной.
Я шла, чтобы согреться. Когда оттаял мозг, передо мной снова и снова стало вставать тело Мика. Барбара его уже наверняка нашла; жесткого и холодного, как та птица. Меня, наверное, ищет целый отряд. На этот раз не только соседи. Не один полицейский, тот, со щетиной. Их будет целая армия. С палками и лопатами, может быть, в белых дождевиках. Я видела такие отряды по телевизору. У меня сильно свело живот, страх и голод переплелись воедино.
Есть тюрьмы для детей.
– Заткнись. Я знаю. – Я обернулась. – Может, оставишь меня в покое, если собираешься меня только пугать?
Я ничего не могу с этим поделать. Я…
Но я увидела впереди дом.
– Смотри. Видишь, там, за деревьями. Давай глянем, может, удастся украсть еды.
Рот у меня наполнился слюной от одного этого слова.
Не знаю…
– Да ладно. – Я опустилась на четвереньки. – Вот так пойдем.
Я поползла по земле, как змея, и выглянула из-за калитки. Маленький мальчик смотрел из окна, глаза у него были, как плоские камешки. Я поспешно спряталась, когда открылась входная дверь.
– Что ты видишь? – шепотом спросила я у Тени, стоявшего по другую сторону калитки.
Ведьму.
Я пригляделась. Старуха с седыми волосами шла по дорожке, бормоча что-то себе под нос. В руке у нее было треснувшее черное пластиковое ведро. Она обогнула дом, и я услышала, как скрипнула дверь и закудахтали куры.
– Знаю. Можно пробраться в курятник и поесть того, что дали им.
Я помнила, бабуля чем только ни кормила кур: заплесневевшим хлебом, морковными очистками и ботвой. Сейчас это казалось пиршеством.
Нет! Она ведьма. Она держит взаперти этого мальчика, потому что собирается его зажарить и съесть. Она…
Я прижала палец к губам. Я заметила, что чем старше становлюсь, тем больше Тень делается похож на ребенка.
– Не глупи. Это просто его бабушка, она за ним присматривает. Просто старушка.