Похороны викинга

Рен Персиваль

– Замолчи, – сухо ответил ему Болдини. – Щенок годовалый. Тоже воображает себя солдатом. Я был легионером и дрался на Мадагаскаре и в Марокко, когда тебя еще шлепали в приюте.

– Черти, дьяволы, домовые и лешие, – закричал вдруг один из легионеров. – Ведь это Болдини… Болдини вернулся! – И, захохотав, упал на кровать.

– Погоди, пока я стану капралом, друг Брандт, – сказал Болдини. – Тогда ты у меня посмеешься погромче.

Но Брандт не хотел ждать, он ревел, хохотал и катался по кровати. Возвращение Болдини почему-то казалось ему очень остроумной шуткой.

– Эй, Колонна, Шварц и Хефф,

возьмите пятерых в обучение, а я займусь остальными, – сказал Болдини и повел нас к нашим койкам.

Он показал нам, как складывать обмундирование и укладывать его на полке в головах кровати в аккуратную небольшую кучку.

– Так, – сказал он. – Начните с этого. Связка должна быть в локоть длины. Понятно?

И мы стали складывать свое имущество так, как это сделал он, и укладывать стопками на полке. Никаких ящиков или мешков нам не полагалось.

После этого мы получили первый урок чистки винтовок и обмундирования. Затем нас свели вниз в огромную бетонную прачечную и показали, где нам стирать наше рабочее платье. Потом нас немедленно отвели в полковой кабак, чтобы дать нам возможность отплатить вином за полученные уроки. Здесь все было так же, как в Марселе и Оране, с тем лишь исключением, что толпа состояла исключительно из легионеров и за прилавком стояла женщина. Это была типичная французская маркитантка – настоящая дочь полка.

За несколько франков мы получили невероятное количество вина. Царило обычное веселье, и, как всегда, стоял страшный шум. Наконец по сигналу вечерней зори мы вернулись в свою казарму и закончили наши приготовления ко сну при слабом свете ночника.

Мы узнали, что дневальный поднимет нас завтра в пять пятнадцать утра и что в пять тридцать мы должны быть на плацу с винтовками, штыками и подсумками, в белом рабочем обмундировании и с поясом. Кроме того, мы за эти пятнадцать минут должны были с идеальной аккуратностью застелить наши постели и подмести пол.

Требование безукоризненной чистоты, по-видимому, не распространялось на людей – в комнате не было никаких умывальников. Не было никаких умывалок ни в этом этаже, ни в нижнем. Эксцентрично настроенному солдату, помешанному на умывании, предоставлялась возможность бегать в самый низ, в прачечную.

Дневальному не было нужды особенно торопиться, он не участвовал в утреннем параде, и поэтому считал, что пятнадцати минут всем должно было хватить для совершения необходимых утренних дел. Я боялся, что в умывалке будет огромное количество народа, и твердо решил проснуться не позже половины пятого.

Майкл спал в углу у огромного окна. Дальше койки старых легионеров чередовались с койками рекрутов. В другом углу у самой двери была койка капрала Дюпрэ, командовавшего нашим отделением и заведовавшего нашей казармой. Дюпрэ был шумливым, деятельным человеком. Трезвый он был даже приятен, но переполненный дешевым вином, становился подозрительным, злым и опасным. Мы трое и американцы стояли вместе, приготовив все на завтрашний день, когда внезапно вошел капрал Дюпрэ.

– Молчать, – заревел он, садясь на кровать и стаскивая с себя сапоги. – Тот, кто до побудки издаст хоть один звук, издаст следующий в лазарете.

Мы легли в полном молчании. Тишина была настолько полной, что чувствовалась на ощупь. Я долго не мог уснуть. Я

думал об Изабель, о Брендон-Аббасе, о «Голубой Воде» и о нашей странной судьбе. Думая о том, что нам предстоит, я был невероятно счастлив присутствием Майкла и Дигби. Жутко было подумать, что случилось бы, если бы я ошибся, не встретил их здесь и должен был один жить в этих каторжных условиях.

Майкл и Дигби. Каждый из них делал вид, что он виновен. Это было нелепо. Когда Майкл увидел меня в форту Святой Терезы, он пришел в ужас. Это было ясно видно. Он, по-видимому, не рассчитывал, что я сделаю то же, что он. Это было неожиданным следствием… Чего?.. Дигби? Знал ли он больше, чем я? Надо будет с ним поговорить.

Я уснул и немедленно был разбужен дневальным. Он зажег большую лампу, висевшую на потолке, и, крича что-то, с огромным кофейником в руках стал обходить койки. Люди садились, снимали с крюков над кроватями жестяные кружки и протягивали их ему. Кофе был очень горячий, очень крепкий и душистый.

Капрал вдруг заорал:

– Вставать! Вставать!

И сразу комната преобразилась. Полуодетые люди забегали во все стороны, и в наступившей панике Дигби, Майкл и я с полотенцами сломя голову ринулись вниз в прачечную. Окунув головы в воду, мы бежали обратно, вытираясь на ходу. Когда я пришел, моя постель была в порядке, сапоги вычищены и обмундирование было аккуратно выложено на одеяле. Я не поверил своим глазам.

– Два су, товарищ, – сказал Брандт, кончая подметать у меня под койкой, и я понял. По-видимому, его доход в один су в день показался ему недостаточным. Болдини и Колонна, один из старых легионеров, сделали то же самое для Майкла и Дигби.

В невероятно короткий срок все мы были одеты и готовы к выходу на учение. Дневальный собрал мусор, подметенный легионерами, и капрал Дюпрэ обошел помещение. Затем была команда «Смирно!», и в комнату вошел фельдфебель роты. Он быстро обошел нашу комнату и оглядел людей и койки.

Мы надеялись, что он не найдет у нас никакой погрешности. Если бы он нашел, он наложил бы взыскание на капрала, и тот, в свою очередь, раз в десять сильнее наказал бы провинившегося. Во французской армии унтер-офицеры могут наказывать рядовых без доклада об этом офицерам. Они только записывают наложенное наказание в штрафную книгу, и этим дело кончается, разве что офицер при проверке штрафной книги не решит для порядка удвоить это наказание.

Такая система очень усиливает положение унтер-офицеров и создает железную дисциплину. Заодно она создает десятки и сотни мелких тиранов. В это утро обход обошелся благополучно. Мы взяли из пирамиды наши винтовки Лебеля, надели на пояса штыки и спустились вниз. В пять часов тридцать минут мы находились на плацу. Утро было холодное и великолепное.

Наш батальон ушел на полевое учение, а рекрутов собрали, разбили на отделения и отвели на гимнастику в дальний угол плаца. На этот раз гимнастика состояла в беге. Нас просто заставили бегать – долго и без остановки. Для нас, троих Джестов, это не было слишком трудно. Мы были молоды и были прекрасными спортсменами, но иным рекрутам, слабым после долгих голодовок и немолодым, приходилось тяжело. Иногда гимнастика состояла из занятий вольными движениями или боксом. Иногда нас вели на длинную прогулку.