Похождения иркутского бича
Шрифт:
Выспались отлично, хоть и в тесноте. Зимовья большие не строят. На двух человек — свободно, на четверых — тесно, но при нужде и десяток поместится. До следующего егерского зимовья в устье Огнели по карте было километров 12. Конечно, километр километру рознь. При одних и тех же усилиях по асфальту можно проскочить 6 км, а по тайге 1–2 км. Но в данном случае повезло. Между избушками оказалась хорошая тропа. Против вчерашнего шлось намного легче. И похмельный синдром не мучил, и мышцы начали привыкать. Попутно подстрелили трех белок. Верховодил, как и положено, Витим. Но и щенки подлаивали, только Карат держался скромно, в сторонке повизгивая. Север с Русланом все-таки пробились на призовые места, а Карат, хоть и был покрупнее Руслана, оказался на последнем. Вполне объяснимо: Карат вырос на таборе и с собаками почти не встречался,
Перед зимовьем пришлось переходить Чайку по залому. Студент, прыгая через стволы, перегородившие речку, поскользнулся и набрал в ичиги воды. Ичиги — рашен мокасин, кроме достоинств — легкие, теплые, мягкие, — обладали и своими недостатками: скользили на мягком снеге, коробились при сушке. Может поэтому Хомич и Граф выбрали другую обувь. Хомич обул резиновые сапоги с войлочным чулком, а Граф валенки с калошами.
Кстати или некстати я сообразил, что всем известное слово залом, может быть неизвестно за пределами Сибири. По речкам каждую весну случается половодье. Уровень воды поднимается на несколько метров выше, чем в межень, то есть от среднего. Вода подмывает берега, а на берегах растут деревья. Деревья падают в воду, и при хорошем течении их сносит водой. Что-то уносит водой до Лены, а что-то застревает в речке. Иногда в каком-то месте накапливается до сотни деревьев, и возникает естественная плотина. Такие места и называют у нас заломами. Как-то мне пришлось идти по Чайке в половодье. Мелкие заломы смыло течением, а крупный стоял уже несколько лет. Летом по речке поднимались братья Каурцевы и пропилили в заломе проход. Но летом они шли на ангарке по малой воде, а я пошел по большой воде и на казанке. Их пропил показался мне водопадом, да он, по сути, им и был. Я на скорости 40 км в час не дотянул до конца залома. Скорость течения сравнялась со скоростью лодки. Осталось каких-то пару метров — и лодка в пруду, а мотор не может преодолеть течение. Слава богу, мой друг Терешенков не растерялся, выпрыгнул на бревна и закрепил лодку на месте веревкой. Потом мы вдвоем дотащили лодку до тихой воды.
По этим малым речкам плавать — цирк. На каждом шагу бревна, полностью перегораживающие речку. Причем, или середина ствола в воде, или на несколько сантиметров над водой. Останавливаться и перетаскивать лодку, просто муторно. Поэтому я эти бревна просто перепрыгивал. Когда моторка идет на хорошей скорости, за ней возникает вал воды. Если перед таким препятствием поднять мотор, то этот вал по инерции перекидывает лодку через любое бревно.
Прости читатель за это лирическое отступление, впрочем, скорее техническое, ладно, хрен редьки не слаще, вернемся к сюжету.
Каждое зимовье имеет имя, чаще — имя строителя, но, поскольку у охотников зимовье редко бывает одно — как правило, 2–3 избушки, на помощь приходят прилагательные. Например: Дальнее Метелкинское, Второе Серкинское. Или по речкам: Ленковское, Огнельское.
Следующее зимовье называлось незатейливо, Сосновое. Отличалось от других изгрызенным медведем окном. Чего понадобилось бедному шатуну в избушке? То ли оголодал совсем, то ли пообщаться хотел? Уже не расскажет. Недобрые хозяева дверь закрыли на засов, а в маленькое окошко мишка не пролазил. Пока исправлял конструкторские недостатки, то есть расширял окно, был злодейски застрелен прямо в этом окне.
За Сосновским зимовьем начинались охотничьи угодья Графа Люксембургского. У внимательного читателя может возникнуть вопрос: что-то наш автор запутался, только что называл Графа хозяином всех окрестных лесов, и вдруг какие-то его угодья. А остальные что, не его? Все просто. Граф, как чиновник Министерства лесного хозяйства, управлял флорой, давал разрешения заготовлять древесину, травы, грибы, ягоды, орехи. А вот фауна относилась к другому ведомству, и разрешения на отстрел диких животных выдавал чиновник Министерства сельского хозяйства.
Этот переход был самым протяженным, около 40 км. Пройти за один день особо не надеялись. Впрочем, морозы стояли не сильные, и переночевать у костра было не западло, как выражался Студент. На участке, куда шли наши охотники, стояло два зимовья, год назад построенных иркутскими лесоустроителями. Ближайшее — Копыловское. Ни Граф, ни Хомич там не бывали, шли по абрису. Как объяснили таксаторы. Слово таксатора — это вам не купеческое, таксаторы не врут, ну, если не считать рыбалку и охоту.
В сумерках, когда мужики уже задумывались о ночлеге, собаки невдалеке разлаялись. Лаяли почти как на белку, но азартнее. Пошли всей толпой. Оказалось, Витим загнал на елку соболя. Света еще хватало, и зверек отлично просматривался среди веток. Стрелял Граф, чья собака загнала, тот и стреляет. Вопроса «чья?», даже не возникло. Кроме Витима, никто и не умел. Но щенки получили прекрасный урок. Витим на лету подхватил упавшего соболя, жамкнул слегка, не прокусив шкурку, и отдал тушку Графу. Витима так нахвалили, накормили всякой вкуснятиной, что даже самому тупому щенку стало понятно: делай, как он, и будешь в шоколаде.
Заночевали тут же: вода рядом, сухостоя навалом, ищи потом в темноте такое же место. Лучше засветло стан сделать, чем всю ночь потом мерзнуть.
Граф и Хомич устроили настоящую нодью. Марк и Студент обошлись простым охотничьим костром. Спать зимой у костра можно только двоим, с двух сторон. С торца ложиться бестолку, не греет. Костры развели метрах в трех друг от друга. Марк и Хомич оказались меж двух костров и не обрадовались. Тепло-то тепло, но дым тянуло с обоих костров на них. Костер от нодьи отличался только количеством бревен, нодью делают из двух, а костер из трех. Не обошлось без мелких неприятностей, Студент прожег куртку.
До Копыловского зимовья дошли засветло. Зимовье встретило затхлым запахом и сыростью. Впрочем, этого и ждали, год не топили. Сразу взялись за ремонт. Затянули окно и потолок принесенным полиэтиленом, выкинули мусор, принесли свежего лапника. Через два часа зимовье приобрело более-менее жилой вид. Печку топили с открытой дверью, чтобы быстрее выгнать влагу. Дров не жалели, сухостоя вокруг стояло навалом. Разложили груз из рюкзаков по полкам, заодно провели ревизию. Итоги оказались печальными, продуктов донесли 40 кг. На 20 дней охоты ежедневная пайка выходила по 500 грамм на человека. А ведь были еще собаки. Надежда кормиться с ружья, пока не оправдывалась. У Хомича имелись сведенья, что у Громовского зимовья на вертолетной площадке оставили несколько мешков продуктов. Летчики испугались перегруза. Но за год все могло сгнить, или звери растащили. Впрочем, по плану, охотиться собирались от двух зимовий. Собаки меньше отвлекаются на чужие выстрелы, да и свободнее жить вдвоем, чем вчетвером. Утром, оставив Студента заниматься хозяйственными работами, пошли на Громовское зимовье. Соболиных следов пересекли немного. Вокруг речки раскинулись обширные мари, а соболь предпочитает кормиться по кромкам, а не на самой мари. На вертолетной площадке обнаружили лабаз, а на лабазе, под толстым брезентом, два мешка сухарей и мешок сахара. Сухари в одном мешке слегка заплесневели, но собакам годились. Сахар покрылся снаружи твердой коркой, но был вполне съедобен. Хорошее настроение не испортил даже вид зимовья. Впрочем, назвать зимовьем эту избу размером 5 на 4 метра, язык не поворачивался. Избу рубили на лето. Поэтому о герметичности никто не заботился. Между бревнами зияли щели в палец толщиной, потолок оказался еще хуже, хоть звездами любуйся.
Граф и Хомич, как начальники, для ночевки выбрали лучший вариант. Граф забрался с валенками в спальник, нашедшийся среди оставленного барахла, а Хомич прикрылся драным одеялом. Один Парашкин не нашел ничего лучшего, как топить всю ночь печку. Вставать и подбрасывать полешки пришлось каждый час. Во время дремы снилось давно забытое: девочка, к которой первый раз с дрожью прикоснулся, жена, пока она считала его мужчиной, пусть не лучшим, но первым среди знакомых. Потом сон переходил в кошмар. Жена на его глазах, как пишут в старинных романах, предавалась любви с его лучшим другом. Марк просыпался, вспоминал свой сон и удивлялся: сон оказывался всегда, даже самый кошмарный, лучше того, что было на самом деле. Есть много обстоятельств, по которым человек становится бичом, но преданная любовь, то есть любовь, которую предали, причина забичевать только у мужиков, у женщин такого я не видел.