Похождения нелегала
Шрифт:
Первый намек на то, что придется возмещать расходы, первый свисточек, самое время задуматься.
— Ладно, — не унимался я, — попробую пояснить на другом примере. Сколько вы платите своему шоферу?
— Сейчас интересоваться такими вещами не принято, — недовольно ответил Игорек.
— Он мог бы крупно экономить на питании, — оставив без внимания реакцию собеседника, сказал я. — Представьте, что после работы ваш шофер регулярно дисминуизируется: одного чизбургера ему хватит на неделю. Разве это не экономия?
Я
— Безусловно, экономия, — согласился Игорек. — Но мне-то с этого что? Все равно я буду ему платить пятьсот долларов в месяц. Где логика, Гулливер? Ты толковал о каких-то грандиозных проектах, а потом вдруг занялся проблемой пропитания моего персонала. Не могу уловить связи.
— Связь самоочевидная. Вы видели когда-нибудь, как люди в поисках еды шарят по помойкам?
— Видеть не приходилось, но слышал не раз. По-моему, всё это выдумки газетчиков. Ну, хорошо, допустим, я неправ. И чем ты можешь помочь этому горю?
— Мне ничего не стоит уменьшить хоть сотню тысяч бомжей — если они, как поется в песне, возьмутся за руки. Теперь вы понимаете ход моей мысли?
— Нет, не совсем, — нахмурился Игорь Дмитриевич.
Я уже заметил, что президент "Аметиста" очень высокого мнения о своем интеллекте и не любит, когда его ловят на непонимании.
— Уменьшить сотню тысяч человек — и накормить их девятью хлебами! — с излишним, быть может, пафосом пояснил я. — Но в одиночку мне с этим не справиться. Нужен спонсор.
Некоторое время Игорек молчал, пытаясь представить себе грандиозную картину массовой дисминуизации бомжей в масштабах всей страны, потом лицо его прояснилось, и он начал смеяться.
— Вот это государственная идея! Сперва бомжей изведем, потом за шахтеров примемся. Будем снимать их с пикетов, как груздей. А после пенсионеров, учителей, вообще безработных. То-то просторной станет матушка Россия!
Я терпеливо ждал.
— Ты с кем-нибудь делился этим планом? — отсмеявшись, осведомился Игорек.
— Нет, не успел.
— Ну, и слава всевышнему. Забыть, забыть, всё забыть. Есть, друг мой Гулливер, исполнители, нередко очень даровитые, и есть генераторы идей. Так вот, ты не генератор. И лучше не суетись. Генерировать идеи будут другие.
Ладно, другие — так другие. Подождем, время терпит.
49
В одно из своих посещений Игорек озадачил меня вкрадчивым вопросом:
— В окошечко все-таки поглядываешь?
— Есть такой грех, — сознался я. — А почему нельзя?
— Не то что нельзя, но — не советую. Опасно для твоего здоровья. Во дворе стали появляться какие-то посторонние людишки. Полагаю, из твоих бывших соратников. Если ты им что-то задолжал, они так просто не отстанут.
Что-то в выражении глаз Игорька мне не понравилось. Он смотрел на меня
— Как же они меня вычислили? — недоверчиво спросил я.
— Очень просто. Ларка подобрала тебя в двух шагах от "Феникса", который, как я понимаю, ты потрошил. Теперь твои друзья отрабатывают ее след. На всякий случай я расставил тут своих ребят, так что не удивляйся.
Игорек лукавил: топтунчики у дверей моего убежища и возле подъезда появились сразу после его первого визита. Конечно, люди "Аметиста" понапрасну не светились и не дышали в замочную скважину, но их незримое присутствие ощущалось. Кто-то постоянно шаркал ногами и сморкался на лестничной площадке пролетом ниже. А один раз, глядя из окна, я заметил, что мой "Барс", прежде чем сесть в свой огромный джип, перекинулся парой слов с автолюбителем, пытавшимся у подъезда завести "жигуленка": это был короткий разговор двух служак, делавших общее дело. Когда снабженец отбыл, автолюбитель закрыл капот, забрался в кабину и оттуда до обеда наблюдал за подъездом и моими окнами. Потом уехал и он, а на его месте появился другой.
Короче, с моей берлоги не спускали глаз круглосуточно. И дело было не в интригах камергера: я нужен был Игорьку, и он не желал, чтобы меня перехватили.
— Вот тебе, опять же на всякий пожарный, маленькая штучка, — сказал Игорек и протянул мне пистолет. — Бери, бери, не стесняйся, у меня еще есть. Пригодится хотя бы для того, чтобы уйти из жизни добровольно, а не по желанию каких-то там мудаков. Такие уж наши времена.
Пистолет был серый, пластиковый, приятно шершавый на ощупь, так отделывают дорогие портативные фотокамеры. Несмотря на свой приличный (около килограмма) вес, он легко ложился в ладонь.
— Это что, "беретта"? — спросил я, принимая подарок.
— Ну, почему — как пистолет, так обязательно "беретта"? Не будь пошляком, Гулливер. Поднимай выше, это австрийский "глок-30", я за него в Будапеште полторы тысячи баксов платил. Десять патронов в обойме, одиннадцатый в стволе. И, между прочим, ни единой металлической детали: захочешь угнать самолет — лучшего оружия не надо.
50
Конечно, я и сам раньше подумывал об оружии: а как иначе может защитить себя маленький человек, которого травят крысами и пытаются силком запихнуть в водочную бутылку?
Но это были, так сказать, мои трудности, я ни у кого пистолет не просил. "Аметист-банк" обеспечил мне наружную охрану, и снабжать меня оружием было совершенно излишне.
С другой стороны, почему не расценить это как проявление доверия? Жест характерный и совершенно естественный для психологии гражданской войны.
Придя через пару дней, Игорек как бы между прочим осведомился, не пробовал ли я стрелять.
Я ответил, что делать это в квартире неблагоразумно.
— А при дисминуизации? — спросил он. — Давай попробуем. Люблю безобразия.