Похождения нелегала
Шрифт:
92
Наконец, устав от безденежной иждивенческой жизни, я решил подыскать себе какую-нибудь работу. Черную, естественно: в смысле, без официального оформления.
Вопреки моему ожиданию, Керстин в этом плане не нашла ничего предосудительного:
— Ты же не сидишь на шее у немецкого государства. И что у тебя нет официального разрешения на работу — это не твоя вина. Все так делают. Главное — не зашухариться.
Иными словами, я получил от своей подруги индульгенцию на правонарушение,
Впрочем, это легко сказать: "Остановка за работой".
Я бы не побрезговал мыть посуду в кафе или пивнушке, но на этом поприще подвизаются студенты и школьники.
На бензоколонках охотнее берут турок или поляков. Такая сложилась традиция.
Убирать квартиры я не годился: это женская работа.
Стричь газоны и зеленые изгороди? Епархия бывших деревенских жителей — поздних переселенцев.
Разносить газеты? На эту работу охотно идут столичные интеллектуалы с непризнанными дипломами — еврейские контингентные беженцы из Москвы, Риги и Петербурга. Пошел бы и я, но почта оформляет не по-черному, а строго официально.
После долгих пристрелок я нашел наконец подходящее для физика-теоретика дело — ремонт крыш.
Собственно, я его не искал, оно мне само подвернулось.
Стоял на улице и смотрел, как ремонтируют дом. Дивной красоты зрелище: легкие алюминиевые леса, такие же блестящие лесенки, а мостки из ярко-красных досок. Полкрыши окутано белой вуалью: там как раз и укладывали черепицу.
Пока я любовался, подошел пожилой человек, хорошо одетый, с красивой сединой, улыбнулся фарфоровыми зубами:
— Хочешь поработать?
Я ответил утвердительно.
— Иностранец? Откуда?
— Из Казахстана.
— А, поздний переселенец. Что, в роду твоем на самом деле были немцы — или только овчарка немецкая? — спросил он — и, не дожидаясь ответа, хлопнул меня по плечу и со вкусом расхохотался.
Старик очень торопился сказать эти слова. Видно, долго носил их в себе — и случай наконец подвернулся.
— На социале сидишь? — поинтересовался он, отсмеявшись.
В смысле: "Получаешь пособие от собеса?"
Причастность к социалу я категорически отверг, чему хозяин не очень-то поверил.
— Ладно, приходи завтра, — сказал он. — Двенадцать марок в час, больше не обещаю.
Когда я рассказал о немецкой овчарке своей подруге, она возмутилась:
— Бывают же мрази! Но ты тоже хорош: почему стерпел? Он хорошо подставился. Ты должен был… как это по-русски? Дем хэттест ду ин ди фрессе шлаген золлен, дамит эр кайнен шайс мер лаберт… А, вспомнила: надо было вмазать ему по ебальнику, чтоб не пиздил. И потребовать через суд компенсации за моральный ущерб.
93
Так я влился в ряды черного германского пролетариата.
Кровельщиком меня, разумеется,
Я стал подавалой, подносчиком, разнорабочим. Делал что скажут и мысленно подсчитывал заработки: восемь часов в день, сорок в неделю, по двенадцать марок — четыреста восемьдесят, почти две тысячи в месяц — ничего, жить можно.
Но работал я недолго, всего три недели.
В один прекрасный день чуть не сорвался со стремянки. Ногу подвернул, щиколотка распухла.
Кровельщик очень мне сочувствовал.
А наутро, когда я приковылял на работу, на моем месте уже трудился другой подавала.
— Хозяин просил передать, что платить за тебя больницам не станет, — так сказал мне кровельщик.
Нисколько не конфузясь, что это он же меня и заложил.
А когда я заикнулся насчет заработанных денег, кровельщик очень удивился:
— Разве это я тебя нанимал?
Погулял я по кварталу, дождался хозяина.
Завидев меня, старик сделался весь красный. Но опять же не от стыда, а от возмущения.
— Какие еще деньги? — заорал он. — Деньги ты от социала получаешь, от германского государства. Вот сейчас полицию вызову! Шварцарбайтер проклятый.
И ушел я несолоно хлебавши.
Подруге своей я не стал об этом рассказывать.
Ее юридические советы мне не вполне подходили.
94
Это был, конечно, положительный опыт: теперь я знал, как в Германии работу искать и чего можно ждать от хозяев.
На следующий день я стал ходить от стройки к стройке и внаглую предлагать свои услуги.
С третьей попытки меня взяли. На сей раз обещали десять марок в час, но зато ежедневно. За ночную работу (стройка была срочная) — пятнадцать марок.
Само собой разумеется, я выбрал ночную работу. И вкалывал через ночь при свете прожекторов.
Впрочем, свет прожекторов — это литературный образ: работа у меня была под крышей, в помещении складского типа. Туда ежедневно подвозили всевозможные строительно-отделочные материалы, которые за ночь нужно было распаковать и разложить по стендам.
На этом складе хозяин держал троих. Я вызвался работать один — за тройную, естественно, плату. Хозяин рассудил, что для шварцарбайтера это слишком жирно, и согласился платить мне по двадцать пять марок в час — после двухнедельного испытательного срока.
Шельмовал, конечно. Мне было известно, что через две недели необходимость в складе вообще отпадет и меня перебросят на другую работу.
Но мне было выгоднее трудиться без свидетелей.
Оставшись один, я дисминуизировал грузы, перемещал их куда надо в пять минут — словом, вкалывал по-стахановски.