Похождения Штирлица (Операция 'Игельс')
Шрифт:
Когда Плейшнер увел свою новую подругу из ресторана, прихватив с соседнего столика пару бутылочек, он еще не знал, что Элеонора - так представилась ему девица - известна многим под псевдонимом "Катастрофа" и это прозвище она носила не зря...
Плейшнер привел ее в номер Шлага, снял шляпу и решил, что тянуть нечего. Он вспомнил армейские штучки Штирлица и приказал:
– Фанэру - к осмотру!
Так обычно обращаются к новобранцам, желая проверить крепость их грудной клетки.
Элеонору и здесь не пришлось долго уговаривать. Она привычным жестом рванула ворот кофточки, откуда
***
– Так вот, друг мой, - продолжил Скорцени, - я думаю, а почему бы тебе в самом деле не жениться на Пауле?
– Но у Штирлица уже есть одна жена, в Москве!
– заметил Гоша. Он между делом допил остатки самогона, но почему-то еще не потерял способность соображать.
– Да-а, заковыка!
– Скорцени призадумался. Вскоре ему в голову пришла дельная мысль.
– А что если тебе принять ислам?
– обратился он к Штирлицу, -мусульманам, кажется, можно заводить хоть сто жен. Вон там, кстати, сидят какие-то ребята в чалмах. Пойду спрошу у них насчет этой беды.
Скорцени пересел к арабам и затеял переговоры. Видимо, они скоро поняли друг друга, поскольку через минуту Скорцени подвел к Штирлицу здоровенного бородача, державшего в руке столовый нож.
– Это Али!
– представил его Скорцени, - он любезно согласился совершить обряд обрезания.
– Прям здесь?!
– оторопел Штирлиц.
– Не валнавайса, моя балшая мастер!
– коверкая немецкие слова произнес араб, - Больна ни будит!
– он засучил рукава и, протянув руки в сторону Штирлица, злодейски осклабился.
– Пошел к черту!
– вскричал Штирлиц и оттолкнул волосатые руки в сторону, - Отто, убери от меня этого басурмана!
Скорцени понял, что поторопился с обрезанием, и двинул араба в ухо. Болтая руками по воздуху, араб улетел к ногам своих соотечественников. Вся их шайка вскочила, они повытаскивали ятаганы и двинулись в сторону обидчиков. Швейцарцы, обратившие внимание на инцидент, заголосили в поддержку сынов Востока:
– Дайте этим оккупантам проклятым!
– Пустите кровь гансам!
– И иванам тоже!
– Ах вы нейтралы несчастные!
– заорал Скорцени, - на кого хвост подняли!
– Dоnnеr wеттеr, е-к-л-м-н, на фронтовиков!
– заорал и Штирлиц и полез в карман за кастетом. Кастета не было. Штирлиц забыл его в чемодане. Тогда он снял ремень, намотал его на руку и пошел махать налево и направо. Минуту спустя посетители ресторана разделились на два противоборствующих лагеря: немцы, русские, англичане и один японец (в общем, представители воюющих стран) колотили арабов, швейцарцев, шведов и всех остальных нейтралов.
Проснувшийся от шума пастор Шлаг деловито опускал на мятежные головы тяжелый крест на цепи, Гоша, взобравшись на стол, работал стулом, Скорцени отобрал у одного из арабов ятаган и гонялся за ним, грозясь устроить повторное обрезание.
Оркестранты исполняли "Турецкий марш" Моцарта. Толстый пианист от волнения безбожно перевирал ноты. Волна дерущихся
– За что, папаша?!
– схватился за моментально вздувшуюся шишку пианист.
– Было бы за что, - вообще убил бы!
– рявкнул пастор, - Играешь паршиво! А ну давай что-нибудь наше, божественное!
И под зазвучавший бетховенский "Реквием" направляемое уверенной рукой распятие с помятым Христом двинулось дальше по грешным головам.
***
Профессор Плейшнер, охая и матерясь, натянул на свое истерзанное тело остатки помятого костюма и поплелся в "Сердце Европы", надеясь застать еще там всю компанию и залить горе спиртным.
Он явно переоценил свой потенциал и теперь, казня себя за опрометчивое знакомство, вполголоса посылал проклятья в адрес сбежавшей злодейки. Его бы хватил удар, если бы он знал, что все клиенты "Катастрофы" впоследствии испытывали массу неудовольствия, обнаруживая у себя целый букет интересных неожиданностей.
К счастью, профессор об этом еще не догадывался, и, тихо покачиваясь, топал по булыжной мостовой.
Вдруг до него донесся шум.
Так могли орать зрители на стадионе, радуясь забитому мячу. Только в футбол обычно так поздно никто не играет. Смерч или цунами тоже могли так звучать. Но откуда в Швейцарии цунами?
А между тем шум приближался. Уже различались отдельные крики, удары, выстрелы и маты. Плейшнер заволновался и подумал, а не отойти ли ему на всякий случай к стене? Отойти в самом деле надо было. Но он не успел. Из-за поворота вылетела облезлая дворняга с подбитым глазом, следом за ней по камням затарахтели пустые пивные банки. Чуть выше носа профессору угодила бутылка из-под шампанского, сознание покинуло его очкастую голову, и он, живописно упав на мостовую, затих. Нежная улыбка запрыгала по его дряблым щекам. Он уже не видел, как из-за угла показалась толпа, не чувствовал, как по нему пробежали сотни людей. Ему было тепло и спокойно. Народ бежал со стороны "Сердца Европы", оставляя за собой упавших.
Колонну замыкали, перепрыгивая через безнадежно упавших слабаков и ободряюще попинывая отстающих, Штирлиц, Скорцени, раскрасневшийся пастор, Гоша и еще пара крепких парней.
Внезапно вдохновенно бегущего Штирлица как будто что толкнуло в зад. Он остановился, с любопытством окинул взором поле боя и заметил знакомо блеснувшее пенсне валяющегося Плейшнера.
– Ах вот ты где, старый хрен!
– закричал Штирлиц, - А мы тут с ног сбились, по всему городу тебя шукаем! Подымайся, нечего валяться!
– Что тут у тебя?
– подбежал пастор, вертя на пальце цепь с искореженным крестом. Увидев Плейшнера, он сказал: - Ну и нажрался старый! Чего это он булыжники целует?
А Плейшнер был сейчас далеко. Ему виделся берег моря, прибой, лежащая на песке русалка размером с дом. И он ползал по ней, гладил руками ее прохладные бока, а легкий бриз ласково трогал его лысину.
Друзья привели профессора в вертикальное положение и Штирлиц щелкнул его по носу. Старик очнулся и попросил закурить. Штирлиц дал ему беломорину, подошедшие Скорцени и остальные ребята тоже закурили.