Похождения в Париже
Шрифт:
— Нет, не в этом дело. Не обидитесь, если я попрошу вас назвать и фамилию?
— Берк.
Она рассмеялась.
— Я не вижу в это-ом ничего-о забавно-ого.
— Нет, нет! — Она замахала рукой. — Просто на мгновение я подумала, что это мог быть сакральный момент.
— Сакральный?
Она молчала, раздумывая, говорить мне, в чем дело, или нет. Потом плечи упали — она решилась.
— Вы никогда не слышали о Майкле Фолксе?
Я обхватил рукой подбородок, словно глубоко задумался.
— Вро-оде бы нет. А до-олжен был?
— Наверное, нет. Он — персонаж нескольких детективных романов.
— Это-о правда?
Она кивнула, глядя на меня из-под опущенных век.
— Ро-оманы хо-орошие?
Она скорчила гримаску.
— Вполне. Если честно, в прошлом продавались они не очень. Но человек, который их пишет… мне хочется верить, что придет день, когда он создаст что-то экстраординарное.
— Придет день, вы го-оворите.
— Возможно.
Я насупился, потер щетину на подбородке. Глотнул пива. Раздумывал, продолжить разговор или нет, но она сама сменила тему.
— Что случилось с вашими пальцами?
Я поставил бутылку, посмотрел на раздувшиеся суставы.
— Прищемил дверью.
— Ох!
— Да. К счастью, не сло-омал.
— И чем вы занимаетесь, Майкл?
— Я адво-окат, — ответил я, после того как еще выпил пива.
— Это… интересно. И на чем специализируетесь?
— Э… на всем.
— На всем? На слияниях и поглощениях, на банковском финансировании, на налоговом законодательстве или на чем-то еще?
Я искоса посмотрел на нее.
— Вы разбираетесь в законах?
— Мой отец был судьей.
— Правда? Я занимаюсь про-отиво-одействием мо-ошенничествам.
— Противодействием мошенничествам?
— Со-овершенно верно-о.
— Знаете, никогда бы не догадалась.
— Неужели?
— Если бы мне указали на вас и попросили предположить, кто вы, — она сунула кончик пальца в стакан, принялась гонять ледышки, — я бы сказала: уголовник.
— Не понял? — от неожиданности я напрочь забыл про акцент.
Она поднесла стакан ко рту.
— Уголовное законодательство, Майкл. Защита преступников, и все такое.
— О — ох! — Я набрал в легкие воздуха. — Нет. Уго-оловные про-оцессы — это не мо-ое.
Я отвел глаза, и как выяснилось, бармен уже смешал мне мохито. Он поставил стакан передо мной на еще одну черную салфетку. Я наклонился к соломинке, втянул. Холодный напиток прочистил мне мозги. Тупые, размером с горошину. Почему я лгал? С чего начал говорить с этим жутким акцентом? Я мог бы остаться в номере и избежать всего этого, мог бы вообще остановиться в другом отеле. Но изменить что-либо уже было нельзя. Оставалось только пить мохито.
— Итак, — Виктория тяжело вздохнула, — вас зовут Майкл Берк, вы шотландский адвокат, занимаетесь борьбой с мошенниками, и вам так приятно пропустить стаканчик-другой после тяжелого рабочего дня.
— Да, все так.
Она посмотрела на меня в упор.
— Какой же ты жалкий.
Я почувствовал, как закаменела челюсть. Мне хотелось смотреть куда угодно, только не на нее. Она наклонилась ко мне так близко, что я ощутил запах мяты в ее дыхании.
— Я приходила на твою чертову встречу с читателями, Чарли, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Я в Париже давно, наблюдала за тобой и даже решила, что это какая-то ошибка. Потом
Я лишь таращился на нее, не зная, что сказать, и лихорадочно искал хоть слово в свою защиту.
— Я не знаю, что…
— Хватит! — оборвала она меня и вонзила палец в мой бицепс. — Просто скажи мне: есть хоть одна причина, по которой мне следует разговаривать с тобой после этого вечера?
Мой рот открывался и закрывался, но ни звука не слетало с губ. Я отпрянул от стакана с мохито.
— Мне действительно очень жаль, что так вышло, Вик. — Акцент чудесным образом исчез. — У меня был ужасный день. Сейчас я просто не в себе, вот и…
— Я так не думаю, — прервала она меня.
Взяла сумочку, соскользнула со стула.
— Вик, — предпринял я еще одну попытку, — позволь объяснить. Я — идиот. Ты это знаешь. Пожалуйста.
Она покачала головой, губы превратились в узкую полоску. Она развернулась и оставила меня у стойки в гордом одиночестве.
ГЛАВА 13
Я вернулся в номер, плюхнулся на кровать, уставился на завернутую в бумагу картину, которая стояла на полу у стены. Понятия не имел, что же мне теперь делать. Позвонить в полицию и сообщить о теле, найденном в моей квартире? Позвонить Пьеру? Возникла мысль покинуть Париж, но я отдавал себе отчет, что мое бегство могут счесть прямым признанием вины. Найдено ли тело, гадал я, идет ли полиция по моему следу? Узнать мои имя и фамилию не составляло труда — один вопрос консьержу, но полицейские не могли знать, где я остановился, и понятия не имели о том, что номер я снял под чужой фамилией. Так что на эту ночь я мог чувствовать себя в полной безопасности. Если, конечно, удача полностью не отвернулась от меня.
Так что времени на раздумья мне хватало, и проблема заключалась только в одном: я не очень-то понимал, о чем думать. Обычно я звонил Виктории, и мы обсасывали возникшую проблему со всех сторон. Но я подозревал, что позвонить ей сейчас и рассказать о трупе Катрины — не лучший способ наведения мостов. А кроме того, не хотелось втягивать ее в это дело. Я понимал, что история с убийством придется ей не по вкусу.
И, раз уж я не мог рассчитывать на помощь Виктории, мне оставалось только тупо смотреть на стену у кровати. И, что странно, стена не подкидывала мне дельных мыслей. Может, выжидала, чтобы поделиться предположением о том, кто убийца, в тот самый момент, когда я полностью разуверюсь в собственных силах, а может, идей у стены было не больше, чем у меня самого.
Я зарычал и швырнул подушку в стену, но даже после этого она не пожелала вступить со мной в диалог. Я покосился на мини-бар. Почему бы не напиться до беспамятства? Но идея не показалась мне конструктивной. Хотя мог ли я ожидать от себя чего-то иного? В конце концов я только что показал себя полным идиотом, изображая шотландца перед женщиной, которая долгие годы была мне верной подругой.
«Но ладно, — сказал я себе, — хватит жалеть себя. Сделай что-нибудь полезное и представь себе, что это один из романов о твоем Фолксе. Сюжет завел тебя в передрягу, тебе некого спросить, что делать, и ты должен как-то выпутаться. Так какой ты предложишь план?»