Поиграем со смертью?..

Tamashi1

— Но, полагаю, проверить стоит.

— Вперёд, за цыганской мечтой, но это не поможет.

— Кто знает…

На этом лавочка беседы была свёрнута, а моя спина — накрыта одеялом, и демон направился к столу — смешивать какую-то гадость из разных баночек. Когда горчичники отжили своё, мне намазали шею какой-то мерзостью демонического производства, о которой сообщили лишь, что это смесь ингредиентов из человеческого мира и компонентов демонического происхождения не содержит. Закончив с этим, шею мне обмотали тряпочкой, а поверх неё — тёплым шарфом, после чего напоили таблетками и молоком с маслом и мёдом, выдали тёплые носки, инструкцию о том, что мне стоит хорошенько выспаться, и, наконец, оставили одну.

Я надела носки, забралась под одеяло, свернулась калачиком и подумала, что за

всю мою жизнь на самом деле любила меня, заботилась обо мне и ценила меня только бабушка. Отцу на меня было плевать. Брат сначала ненавидел меня, потом презирал, а потом «простил» за спасение, но так и не понял, а потому продолжал сторониться, когда же отец умер, внезапно осознал, что ближе меня у него никого не осталось, и пошёл на сближение. Только всё равно считал бесчувственной скотиной с завышенной самооценкой. Друзей у меня никогда не было, ведь люди неизменно предавали или пытались меня использовать, а потому я быстро поняла, что верить никому нельзя, и стала сама использовать их, только не напрямую — косвенно, через десятые руки. Это было куда честнее — им казалось, что их не используют, и иллюзия согревала их, создавая обманчивое впечатление, будто я им доверяю и ценю их. Вот только я никого не ценила, как никто не ценил меня. Потому что все люди лгут, а ещё почти все предают ради собственной выгоды, и довериться им — значит обречь себя на проигрыш. А я люблю побеждать. И как только меня начинали использовать «без отдачи», я выжимала из человека всё, что возможно, и уходила. Ведь мои обходные пути давали им иллюзии и, конечно же, мою помощь, потому это было взаимовыгодное сотрудничество, по недоразумению названое дружбой. Я использовала их, они — меня, и все были довольны. Но как только люди начинали требовать от меня чего-то, не отдавая ничего взамен, я просто-напросто выжимала их, как мокрую тряпку, и выбрасывала. Потому что принцип бартера поддерживает рыночные отношения, а обман доверия партнёра приводит к краху предприятия. Как только один бизнесмен начинает думать, что он хитрее своего партнёра, и пытается потянуть одеяло на себя, их сотрудничеству приходит конец, зато начинается игра умов. Кто первым выжмет из бывшего партнёра все соки: тот, кто первым нарушил контракт, или тот, кто это сделал вторым? Оба предатели, зато как же интересно следить за развитием событий и гадать, кто добьётся своего, а кто проиграет! Куда честнее было бы просто уходить из жизни такого вот нечистоплотного партнёра, но… я всё же больше похожа на демона, чем хочу думать. А потому с усмешкой вытягивала из «друзей» всё, что могла, и посылала их куда подальше, правда, хотя бы не делая гадостей — слабое оправдание, но зато правда. Вот из-за этого-то, кстати, я хоть и демон, но человек, и это забавное сочетание — смесь чёрного и белого, не дающая в итоге серый цвет толпы и усреднённого значения понятия «нормальный обыватель». А отличаться от толпы — это правильно. Это и делает индивидуальность куда более яркой, чем окружающие, стремящиеся эту самую «яркость» уничтожить…

— Бабушка, знаешь, я и демон, и человек, — хихикнула я, вспоминая реплики Михаэлиса. — Но всё же я ни то и ни другое. Я аномалия. А это… наверное… ещё хуже… Но мне нравится…

Темнота накрыла с головой, но в ней не было удушья. Потому что в глубоких снах без сновидений паники не бывает.

Утро выдалось муторным и противным: горло болело, голова трещала, но по крайней мере воспаление лёгких мне не грозило — его предотвратили старания псевдо-заботливого демона. Вот только поднявшаяся температура и прочие симптомы «воспаления хитрости» не позволили мне отдохнуть пару деньков — я только нашла работу и терять её не собиралась. Ну а температура тридцать восемь и три — не та, от которой люди умирают. Помнится, бабушка и с температурой тридцать девять меня заставляла в школу на контрольные ходить, так что ничего, прорвёмся! Ползком, хрипя и размазывая сопли по окопам противника, ага…

Короче говоря, позавтракав и напившись таблеток, я отправилась на работу. Динка с Алексеем вызвали на дом врача, решив поболеть в свое удовольствие, причём брат, кажется, всё-таки умудрился заработать осложнения. Меня от них спасла хорошая закалка, но вот от работы

ни она, ни что-либо другое спасать меня не желало, и это в очередной раз доказало несправедливость бытия, обидевшегося на слишком живучий индивидуум, отказавшийся играть по его правилам. Гробовщик, как оказалось, с раннего утра поведал коллегам о нашем путешествии, и Михаэлис отправился на доклад к своему боссу, Гробовщик и Грелль — к своему, Нокс — к Графу, а при мне остался лишь отнюдь не верный помощник Клод. Мы вместе сели в автобус, но так как мне предстояло ехать в промзону, а лекарств осталось — кот наплакал, я высадила демона, ещё не добравшись до пункта назначения, с наказом о затаривании медицинскими химикатами. Он слинял, куда послали, а я преспокойно доехала до нужной остановки и выбралась из душного склепа на пыльную пустую остановку.

Жара стояла жуткая, но меня знобило, и потому я куталась в тёплый пиджак, постоянно шмыгая носом и мечтая оказаться в тёпленькой постельке и не выползать оттуда до полного выздоровления. Эх, мечты, мечты! Но, увы, мне предстоял тяжёлый рабочий день.

Внезапно за моей спиной раздался оклик, и, обернувшись, я увидела главбухшу. Она страдала от жары, обмахиваясь газетой и постоянно теребя ворот белой блузы. Хорошо хоть, в этой фирме дресскода нет, а то вдруг пришлось бы мучиться в брюках?.. Впрочем, я-то как раз и была в брюках, потому как мёрзла, а вот начальница, которую, кстати, звали Мариной Игоревной, приодела классическую, но явно укороченную юбочку. К чему бы это?

— Ой, а ты простыла? — проявила заботу она.

— Ага, вчера вечером температура поднялась, — прохрипела я. Осипший голос не давал возможности говорить, как я люблю — в полный голос и от всей души, что меня дико раздражало.

— Ну ничего, поправляйся, — сверкнув зубами, выдавила она фальшивую улыбку. — А тебя, раз ты заболела, сегодня, наверное, снова придут друзья забирать?

О, теперь понятно. Повелась наша молодящаяся красотка на очаровашку Нокса…

— Не знаю, всё возможно, они не отчитывались, — ответила я, продолжив путь.

— Слушай, а кто тот симпатичненький? Ронни, кажется, — мило так похлопав глазками, спросила она, изображая из себя святую невинность. Как же бесят такие женщины, притворяющиеся, что даже имя парня не помнят, но пытающиеся вызнать о нём всё, что только можно…

— Знакомый, — пожала плечами я. Ну не говорить же: «Бессмертный бабник, который видит в людях лишь мешки с костями, созданные для удовлетворения его потребностей и изъятия у них душ»?

— А чем он занимается?

— Сельское хозяйство. Косы всякие…

— Ой, он агроном? Или косарем работает? Так таких должностей и нет давно…

Ага, косарем, а ты, когда умирать соберёшься, станешь его созревшим колоском…

— Он орудует газонокосилкой, но порой и за косу может взяться, — продолжала стебаться я. Ну а что, забавно же сделать «Ронни» гадость, не солгав его добыче, но и не открыв правду! А то в психушку неохота…

— А я думала, он бизнесмен, — пригорюнилась Марина.

— Не, он трудится под началом того мужика с красными волосами. Они лучшие друзья, прям не разлей вода.

Главбухша аж замерла, а потом, прокашлявшись, догнала меня и уточнила:

— Это с тем у которого… нетрадиционная ориентация?

— Ага, с ним самым, — подлила масла в огонь я.

Бухгалтерша кашлянула, отчаянно замахала на себя газетой и, пробормотав: «Ой, прости, я знакомую увидела, до встречи на работе», — слиняла к высоченному забору одной из фирм, возле ворот которого стояла пухлая женщина средних лет. Вот так Ронни лишился потенциальной жертвы, а я — необходимости отбиваться от расспросов о профессии и материальном достатке любвеобильного жнеца. Коварство рулит и бибикает, снося все светофоры! Хе-хе…

Мучаясь от озноба и слабости, я продолжила свой путь и, свернув в последний переулок, облегчённо вздохнула — Марина явно отстала, видать, помчалась сплетничать о том, что вчера её гей обхаживал. Солнце палило нещадно, редкие облака измывались над народонаселением, лениво так бороздя просторы неба, а ветер играл в молчанку. И вдруг резкая боль в затылке заставила меня забыть о простуде. Темнота накрыла плотным саваном, а я успела лишь подумать, что не выживу в прошлом с такой температурой…