Поиграем со смертью?..
Шрифт:
— Перед тем как вас начали вязать, напрягите все мышцы, — комментировала я происходящее. — Напряжение должно быть абсолютным. Вяжут руки — напрягите мышцы от плеч до пальцев, изо всех сил. Когда вас связали и ушли, расслабьте мышцы.
Я расслабилась и показала друзьям свои запястья.
— Видите, натяжение верёвки уже не так сильно, как раньше. Оно ослабло благодаря расслабившимся мышцам. Дальше надо чёткими и уверенными движениями вращать кисти рук, причём очень важно, чтобы движения производились в расслабленном состоянии — не напрягайте мышцы.
Я начала вращать кистями, и с каждым движением путы немного слабели. Концентрация и многолетняя практика заставили меня тут же начать потеть, и двигать руками стало ещё проще.
— Пот —
Я выполняла то, о чём говорила, а верёвка с каждым движением дарила мне частичку свободы. Ритм движений был точно выверен, не напрягался ни один лишний мускул, а пот пропитывал верёвку, делая её эластичнее.
— Дальше начинаем двигать руками вверх-вниз, и когда петля станет совсем свободной, выскальзываем из неё одной рукой.
Чёткие движения руками заставляли ослабевшее верёвочное кольцо наползать на ладони, и оставалось совсем немного. Ещё пара движений, чётких и неторопливых, и правая рука выскользнула из оков. Стянув верёвку с левого запястья, я спросила, всё ли понятно, и Инна попросила описать подробнее, какие мышцы напрягать и как заставить себя потеть. Начался долгий и нудный курс о деталях науки освобождения самого себя из пут, и наконец, мы приступили к практике. Я несильно связала запястья друзей, и они начали методично пытаться применить на практике только что полученные знания. У Инны получалось лучше — она была спокойна и сосредоточенна, абсолютно не реагируя на первые неудачи. Лёша же, как только дело застопорилось, впал в трагизм и психанул, решив взять нахрапом — рванул руки в стороны, а в результате лишь затянул узел плотнее. Я объяснила, что теперь развязаться будет в разы сложнее, и он попросил перевязать узел. Я подчинилась, и вскоре Алексей, возмущённо ворча, снова пытался выпутаться, на этот раз останавливая себя от необдуманных поступков нежеланием начинать всё сначала.
Инна же никак не могла хорошенько пропотеть, и дело двигалось медленнее, чем должно было. Я поясняла, как можно вызвать активное потоотделение, но у Инны с этим было совсем плохо, а вот Лёше, что интересно, это давалось проще, хотя концентрация у него была хуже, и наконец Инна нехотя пояснила, что вообще всегда потеет очень мало. Что интересно, в этот момент в разговор влез стоявший, облокотившись о комод, Себастьян, сказав, что демоны вообще не потеют, так что, возможно, тут свою лепту внесла смешанная энергетика. Хотя при чём тут она, если тело у Инны человеческое? Может, при том, что именно энергетика управляет телом?.. Ой, я в этом ничего не понимаю, так что и предположения строить ни к чему. А вот Михаэлис решил взять дело в свои руки и начал учить Инну вызывать потоотделение какими-то мудреными способами, мне абсолютно непонятными. Я всегда для этого концентрировалась, напрягала некоторые мышцы, погружалась в состояние, близкое к трансу йог, и благодаря этому могла заставить организм потеть. Себастьян же вещал что-то о том, что надо направить энергию вдоль спины, словно пропуская через себя свои желания, и, сконцентрировавшись на необходимом результате, думать именно о нём, заставляя жизненную энергию циркулировать по телу. Что любопытно, Инне такое объяснение помогло, и через некоторое время она первая освободилась от оков. Лёша опоздал на несколько минут, но всё же справился, и я начала учить их выбираться из более сложной обвязки.
В одиннадцать вечера потные, уставшие, но довольные ребята ушли, пообещав вернуться завтра с утра и продолжить занятия, а я отправилась в душ. Учить их оказалось на удивление легко и даже приятно — Инна схватывала всё на лету, а Лёша, которому огромных трудов стоило держать себя в руках, постоянно сбивался, но как только успокаивался, действовал чётко, быстро и уверенно. Так что учениками они оказались замечательными, а присутствие демона абсолютно не мешало — наоборот, он даже помогал. И потому заниматься
Целую неделю мы каждый вечер тренировались, и я измывалась над друзьями, делая узлы и обвязки всё сложнее и сложнее. Так как мы с Лёшей работали только летом, теперь вечера у нас оставались свободными, и мы могли посвятить их верёвкам, правда, ради них пришлось прервать тренировки по боевым искусствам и метанию ножей. А вот Инна работала до шести вечера и присоединялась к нам только около семи. Хотя, справедливости ради, скажу, что у неё прогресс был ничуть не меньше, чем у её брата, пусть и занималась она меньше — видимо, сыграло свою роль умение концентрироваться за считанные секунды.
Наконец наступила следующая суббота, и мы с Инной, отмучившись от тренировки, решили немного прогуляться. Лёша отнекивался, Михаэлис вообще сказал, что никуда не пойдёт, потому как у него в планах готовка пирога, но затем вспомнил, что подопечную ему одну отпускать нельзя, и предложил перенести поход на вечер. Мы согласились, и после ужина втроём отправились на прогулку — Лёшу у нас изъял Грелль, сказавший, что это время года просто идеально для посещения египетских пирамид и Сфинкса. Я не поняла, чем оно идеально, но подумала, что жнец просто решил таким способом спасти друга от наших посягательств, и не стала вдаваться в подробности.
В результате мы отправились в парк и, наблюдая за начинавшими уже сгущаться сумерками, неспешно брели по пыльным, почти безлюдным улочкам. Обшарпанные дома безразличными глазами-окнами смотрели на артерии-улицы, изредка проезжавшие по пустынным дорогам автомобили отравляли воздух выхлопными газами, а серое небо, алевшее на западе, спокойно и безучастно сообщало о неизбежности грядущих сумерек. Холодный ветер играл листвой, местами уже совсем жёлтой, а местами сочной, зелёной, словно ещё летней, но уже отживавшей своё. Парк приближался чёрной тенью, заполонявшей горизонт, а пыльный тротуар ждал дождя, который смыл бы с него всю грязь, но не мог дождаться. Настроение было на нуле, разговор всё время скатывался к теме скорого выяснения демонами и жнецами причин аномалии, а я думала о том, что с часу на час всё закончится.
Закончится болью и на самой ужасной ноте.
Почему именно так? Да потому что вчера Гробовщик спросил меня, верю ли я ему, а когда я ответила, что верю, он спросил, смогу ли я тогда рассказать самую страшную тайну своего прошлого. И я ответила, что смогу. Вот только показывать ему её я не хотела, а должна была — он как раз подошёл в замене плёнки к моему шестнадцатилетию, и я не хотела, чтобы он увидел, что тогда произошло… Но он хотел заменить всю мою плёнку, и мне пришлось выбирать, помочь ему в эксперименте или сохранить нетронутыми те воспоминания. Воспоминания, которые причиняли слишком много боли. И я выбрала Гробовщика. Не помочь ему, нет. Я верю в него. Потому что, даже увидев меня такой, он бы не стал меня презирать, я уверена… Вот только эти воспоминания — самый большой ужас моей жизни. И если Легендарный скоро уйдёт, последнее воспоминание обо мне у него останется отвратительное…
Зайдя в парк, мы прошли по одной из тенистых аллей и, добравшись до тупика, повернули назад. Сумерки уже сгустились, и в темноте казалось, что глаза демона горят огнём. Они пугали, казались воронками, способными сжечь что угодно — даже душу, и мне подумалось, что ничего страшнее я в жизни не видела, хотя повидала немало. Поёжившись, я ускорила шаг, стараясь не смотреть на демона, и вышла на центральную аллею, но тут нас окликнули. Обернувшись, я увидела парня лет шестнадцати и девушку чуть помладше. Она держала его под руку, прижимаясь к предплечью бедного парня отнюдь не маленьким бюстом, буквально выпадавшим из топа, а он самодовольно ухмылялся, периодически прикладываясь к банке пива. Широченные бермуды делали тонкие волосатые ноги подростка похожими на пушистые спички, а я подумала, что мужики — и правда потомки обезьян, слезшие с пальмы, раз уж такие заросли на всеобщее обозрение выставлять не стесняются…