Поиграем

Янг Саманта

Я завидовала ей, ясности ее ума.

— Я не знаю, что делать.

— Поговори с Джимом, — предложила Сеона.

— Что?

— Посети Джима. Верю, что его душа на самом деле здесь, и я разговариваю с ним. Мне нравится мысль, что он теперь понимает нас всех лучше, чем при жизни. Так что поговори с ним. Может быть, все, что произошло, начнет обретать смысл, и все кусочки проложат путь, который приведет тебя к правильному решению.

Я сделала глоток пива, чтобы не заплакать. И когда я подумала, что могу говорить без слез, сказала:

—

Ты самый мудрый, самый дорогой друг, которого я когда-либо знала, Сеона МакАлистер.

Напряжение ее улыбки закончилось пролившимися слезами.

Солнечный свет пробивался сквозь листья дерева над могилой Джима, отчего казалось, что узоры на темно-сером надгробном камне пляшут. Я не приходила сюда с тех пор, как уехала в Индиану, боясь увидеть его так же, как и боялась вернуться к Эйдану.

— Извини, Джим. — Я положила руку на вершину камня. — Пришло время перестать убегать от вещей, которые меня пугают.

Я прочитала надпись золотом на камне.

Джеймс Стюарт МакАлистер

Родился 12 июня 1990 г.

Умер 15 июля 2014 г.

Его жизнь прекрасна, его отсутствие — тихое горе.

Я не помню, как обсуждала эпитафию Джима. Я знаю, что Энджи не совершила бы что-то без моего одобрения, но не могла вспомнить само обсуждение. Она выбрана красиво.

Я не была влюблена в Джима.

Но он был моим самым близким другом в течение долгих лет, и я люблю и скучаю по своему другу.

Воспоминания о нашей совместной жизни всплывали, как будто Джим посылал их мне в руку, которую я положила на его надгробие. Нервное возбуждение от побега вместе, его терпеливая нежность в ту ночь, когда мы впервые занимались любовью. Как я была напугана. Как мне потребовались недели, чтобы чувствовать себя достаточно комфортно рядом с ним, чтобы начать наслаждаться сексом. Как когда мы были вместе, я смотрела ему в глаза, желая, чтобы связь, которую я искала, каким-то волшебным образом появилась между нами. Я потерялась в его занятиях любовью, потому что Джим был хорош в этом, и он не был эгоистичным любовником, но потом, когда мы заканчивали, я чувствовала себя еще более одинокой.

Столь же одинокой, как я чувствовала себя в той маленькой тесной комнате в том несчастном доме в Индиане.

Джим не был причиной, по которой я потеряла себя.

Я потеряла себя в тот момент, когда мой отец перестал любить меня и начал ненавидеть мир. Может быть, я тогда была слишком юна, чтобы найти себя в этом мире, а папа просто сбил меня с курса, но волна по имени Джим направила меня к неправильному берегу.

Только потеря Эйдана заставила меня встать и продолжить двигаться, пока я не нашла то, что искала. Я нашла себя.

Я знала, что никогда

бы не осталась рядом с Джимом. Знала, что в итоге ушла бы от него. Разве я уже не решила это до его смерти? Он никогда не заставлял меня чувствовать себя так, как Эйдан. Я заботилась о Джиме, но это была не бескорыстная привязанность. Мне было больно, когда он ушел. И грустная правда в том: что бы я тогда ни чувствовала, это не сломало меня.

Но расставание с Эйданом, и причиненная им боль, могли меня сломать.

Нельзя отрицать, я безоговорочно влюблена в Эйдана Леннокса.

И выбирая свои страхи перед ним, я любила его эгоистично.

Не пора ли довериться ему? Поверить ему, когда он сказал, что будет любить меня такой, какая я есть?

— Спасибо, Джим, за то, что привез меня сюда. — Я наклонилась, чтобы прошептать камню: — Я любила тебя. По-своему.

Я выпрямилась и быстро ушла, пообещав себе, что буду чаще посещать Джима. Было неразумно избегать кусочков своего прошлого просто потому, что некоторые из них были зазубренными и болезненными. Каждый был частью головоломки, а я была загадкой. Я не стала бы цельной без них. Джим заслуживал того, чтобы его помнили, и мне нужно принять воспоминания о прежней себе.

Потому что Эйдан был прав.

Я все еще оставалась той Норой. Я все еще была восьмилетней Норой и двенадцатилетней Норой, и сегодня я была Норой. Я не могла быть той, кем я есть, без них всех.

И если я любила себя так же, как провозглашала, то почему так отчаянно пыталась забыть их, словно испытывала стыд, что они когда-то были мной? Будут дни, надеюсь, редко, когда я не буду сильно любить себя по какой-либо причине, потому что я человек, и никто не любит себя каждый день. Пытаться защитить себя от всего бесполезно, а отталкивать Эйдана, чтобы защитить себя, было слепо и бездумно. Совершенно неразумно. Это был дипломатичный способ сказать, что я слепая дура!

Я вздохнула, сбрасывая груз, который давил на мою грудь после утреннего подъема в четверг. Я глубоко вздохнула, что оказалось нелегко сделать. В конце концов, есть человек, которого мне нужно было убедить остаться.

Убедить простить меня.

Любить меня, даже в те дни, когда я не любила себя. 

Глава 32

Когда я подошла к дому Эйдана, оттуда как раз выходил сосед. Я поспешила к нему.

— Придержите дверь.

Мужчина лет пятидесяти испуганно замер, а пудель, которого он вел на поводке, дернулся вперед. Дверь начала закрываться, и я ворвалась в нее, случайно сбив мужчину с дороги.

— Извините.

— Я надеюсь, что вы знаете куда… — его слова отрезала захлопнувшаяся дверь дома.

Я вся вспотела: руки, подмышки. Нажала на кнопку вызова лифта и подскочила, когда двери разъехались.

Подъем на этаж Эйдана, казалось, занял в пять миллионов раз больше обычного времени. Я возбужденно вздохнула, молясь, чтобы он оказался дома.