Поиск дорог
Шрифт:
Суханов скривился.
— Зарянский отрицает свою причастность к покушению на Ермакова. Он говорит, что в одной из зон, контролируемой им, он заметил, что что-то происходит. Пошел проверить, но тут кто-то набросился на него и вырубил.
— Есть следы насилия?
— Нет. Никаких следов, что естественно не добавляет достоверности в его рассказ. Зарянский говорит, что почувствовал острую точечную боль в области шеи, а потом потерял сознание и больше ничего не помнит. Когда очнулся никого рядом уже не было, он пошел к своим, где на него накинулись охранники
Суханов прервался, пристально смотря на Диму.
— Нож, который извлекли из раны Ермакова, на самом деле принадлежит Зарянскому. Именной нож с его инициалами. А самое главное с его пальчиками.
— Я еще раньше говорил, что охрана у Солонского так себе. Кто же устраивает покушение таким оружием?
— Ножик у Зарянского отличный. Такие ножички в обычном магазине не купишь. Твердая сталь, удобная рукоятка, надежная фиксация, отличная балансировка. Редко, когда складной нож отвечает все этим параметрам. Скорее и сделан был на заказ под своего владельца. Правда вот инициалы были очень старательно затерты и сталь отполирована. Очень мастерски.
— Хоть это сообразил сделать.
— Нож этот хорошо знают. Зарянский любил им похвастаться. Потрясти перед носом у слабонервных особ. И владел он им очень хорошо, и этому есть свидетели.
Суханов отбил пальцами дробь на столе.
— Он не отрицает, что нож всегда был при нем. У него даже разрешение имеется на его ношение.
— О, да! — не удержался Дима от иронии. — Он же законопослушный гражданин.
— Также он утверждает, что потерял свое оружие еще несколько недель назад. Он точно помнит, что, когда его арестовали после нападения на тебя и изымали вещи, ножа среди них не было. Зарянский обвиняет тебя в том, что ты присвоил себе этот нож и что именно ты устроил покушение на Ермакова и подставил его.
— Что еще он утверждает? — холодно спросил Сильверов. — Он может это доказать? Может, он меня лично видел?
— Ловкий, быстрый, хорошо владеющий своим телом, так описывает Зарянский человека, напавшего на него, и отличной бросающий любые метательные предметы. Что не раз было тобой продемонстрировано.
— Как я понял из вашего рассказа, то что на Зарянского кто-то напал ещё надо доказать.
— К одному из охранников Ермакова в больнице подошел неизвестный тому мужчина в кепке и очках, закрывающих лицо, невысокий, крепкий и передал для пострадавшего документы, которые доказывают причастность Солонского к наезду на фирму Тереховского.
— И? Я вроде не подхожу под описание. Да и мое украшение, — Сильверов провел по шраму на щеке, — никакими очками и кепками не скрыть.
— Не подходишь, — согласился Суханов. — А вот Паша Плахов очень даже.
— Причем здесь я?
— Именно жена Плахова дала тебе эти бумаги, и именно ты отмазал самого Плахова от очередного срока. У урок тоже есть чувство благодарности и долга. Свое, конечно, но есть. Что ему стоило отнести эти бумаги? И тебе должок вернет и с обидчиками своими поквитается.
Дима не ответил.
— Солонский изо всех сил старался, обелял свою репутацию
Сильверов развел руками, но в этот раз решил оппонировать начальству.
— С другой стороны если убрать Ермакова, то место первого заместителя будет свободно, ни перед кем отчитываться за смерть Тереховского, остается лишь договориться с губернатором.
Полковник грозно потряс пальцем у него перед носом.
— Ты прав, Сильверов — весы замерли. И всего один прилетевший неизвестно откуда ножечек решил, в какую сторону склонится одна из чаш.
— Крупные интересы, сложные игры, — тяжело вздохнул Дима. — Только зачем вы мне все это рассказываете? Это давно уже не мое дело.
— Где ты был тем вечером, Сильверов?
— Я?! — чуть не подпрыгнул от возмущения тот. — Я? Я офицер полиции! Я должен искать алиби всякий раз, когда какой-нибудь уголовник будет в меня пальцами тыкать?
— У тебя сильная мотивация.
— Думаю, я здесь не одинок.
Суханов тяжело вздохнул.
— Может, хватит ершиться, Дим? — вдруг неожиданно вступил в разговор Южарин. — Что ты вечно, как еж колючий?
Сильверов чуть прищурив глаза, посмотрел на следователя.
— Михалыч тебе не враг. Он просто интересуется. Ты думаешь, адвокаты Солонского не поднимут этот вопрос? Ты не можешь просто сказать, что со мной был? — Миша возмущенно выдохнул, а потом чуть тише добавил: — Водку мы с ним глушили.
— Чего делали? — опешил Суханов, глядя на Диму. — Вы еще скажите, что со шлюхами в бане парились.
Южарин укоризненно посмотрел на полковника.
— На кухне у меня. Катюха моя тоже подтвердить может, если и моего слова недостаточно.
Мелкий дождь противно моросил с небес. Словно не было вчерашней звездной ночи и ясного неба. Дима поднял воротник куртки и поежился. Холодно.
Подошел Южарин, встал рядом.
— Спасибо, — произнес Дима.
Тот молчал.
— Знал я, что ты не отступишь, — наконец произнес Миша. — Только вот скажи, если те, кто должны служить закону, не верят ни в него, ни в правосудие, то как быть остальным людям? Правильно ли все это?
Сильверов не ответил.
Вера в правосудие — безусловно очень трогательно. Жаль, что в нем уже давно нет никакой веры.
— Суханов на твоей стороне, — сказал Южарин перед тем как уйти. — И мое алиби в отношении тебя принял безоговорочно. Только вот тем, кому ты перешел дорогу на него плевать. И вряд ли теперь Солонскому нужно от тебя что-нибудь еще, кроме твоей головы. Желательно отдельно от тела.
Дима и сам это понимал. Ждал. И был готов. Чувство опасности буквально взвыло в один из вечеров, когда он переходил дорогу недалеко от своего дома. Он успел обернуться и увидеть несущийся на него автомобиль с выключенными фарами. Вверх взяла интуиция и старое не раз спасавшее его правило: не бежать и не сопротивляться. Расслабиться и шагнуть навстречу опасности.