Поискун и Потаскун
Шрифт:
– Заткнись! – он принялся обыскивать комнату.
Первому досталось сундуку. Под ноги шмякнулись свитки карт, некоторое подобие секстанта, трубка с кисетом табака. Затейливая такая трубка. Вырезанная из белого дерева, опоясанная черным орнаментом. По кромке окантовка из желтого металла.
Иногда мне кажется, что и он до конца не знает что найдет. Мутно у них там с шефом все. Куда-то ходим, что-то зачем-то ищем. А толком сказать, что кому и зачем никто не может. Или не хочет. По большому счету мы пешки. Исполнители. Дальше приказа шефа ничего не видим.
– Ты не ошибся? – Енот даже под
В таком помещении и прятать особо негде.
Енот поднялся и тщательно отряхнул колени.
– За языком следи! Я не ошибаюсь! – огрызнулся я. Не люблю, когда меня пытаются упрекнуть в непрофессионализме.
– Шило, ты обложался! Ее здесь нет! – еще раз осмотрел он каюту и вытер ладони салфеткой. – Точно-точно
– Енот, я тебе сейчас дам в морду! Точно-точно! – я сделал шаг навстречу. – Я! Не! Ошибаюсь! Понял?
– Отставить! – вставил между нами восьмиствольную тушу пулемета Ромич. – Непорядок! Шило, ты уверен в своих словах?
– Ромич, я когда-то ошибался?
– Логично, – кивнул он. – Енот, рекомендую повторить осмотр. И ты Шило не отлынивай. Ищи.
– Ему надо – пусть ищет. – Я уселся на кровать и закинул ногу за ногу. Откинувшись к стене, я демонстративно уставился в потолок. – Я свою работу сделал. Ты, Ромич тоже. Мы не обязаны за него вкалывать. Нам за это не платят.
– Общее дело делаем, – покачал головой солдат. – Нельзя так, Шило.
Армия не профессия. Армия – диагноз. Ромич – типичный представитель. Вроде наемник, а оперирует высокими идеями.
Под потолком покачивался осветительный прибор, который по конструкции можно было бы назвать люстрой. Но исполнение с натяжкой вытягивало на осветительный прибор. Что-то вроде колеса телеги, только диаметром не более метра, на цепях подвешенное к потолку, а по окружности утыканное свечками в стеклянных плафонах. Оплавленный воск, обильно покрывающий конструкцию, не помешал мне увидеть изъян. Одна из спиц колеса имела до боли знакомый дефект.
Я быстренько потупил взгляд в пол, пока никто не заметил.
– Енот?
– Да пошел ты! – отмахнулся он, обстукивая стены в поисках несуществующего схрона. – Халтурщик! Точно-точно.
– Енот, я сувенир хочу.
– Ну и сука же ты, – прошипел он, стукнувшись лбом в стену. – Нашел?
– Ты сам это правило придумал. Как ты тогда сказал, на моей первой ходке, «с целью поощрения личного состава и развития личной инициативы».
– Это я тогда сказал, – обиженно произнес Ромич. – Везет тебе. Вон, какая абордажная сабля на стене. Такой реликт от отца к сыну… Ты на топор посмотри. Я и железа такого не знаю. Синевой отдает. И нож… Глаза разбегаются.
– Трубку хочу, – капризно заявил я.
– Эту? – поднял с пола курительный прибор Енот. – Ты это хочешь? Ты ж бросил.
Ромич посмотрел сперва на трубку, потом на меня, покачал головой и молча вышел за дверь.
– Шило, ты идиот, – рассмеялся Енот. – Даже больше чем Ромич. Да-да-да. У военных свои игрушки. Можно понять. У тебя под ногами миллионы, –
– Я хочу трубку.
Енот вздохнул и засунул трубку в карман, предварительно обернув чистой салфеткой:
– Договорились. Показывай. Давай-давай. Не тяни резину.
– И табак, – рискнул я.
– Один сувенир. Только один. Показывай-показывай.
Я ткнул пальцем в осветительный прибор типа люстра:
– Туточки.
– И где? – поинтересовался Енот после осмотра. – Хреновина со свечками под потолком болтается.
– Все нужно делать самому, – недовольно пробурчал я, вставая с кровати и хватаясь за обод. Рывок и конструкция грохнулась на пол. Полетели в разные стороны стекла и свечи. Слой воска обсыпался, обнажая дерево. Оказалось, что воск скрывал черное дерево, богато украшенное резьбой и инкрустировано разноцветными камушками. – Хреновина у него болтается…
– Оно! – опустился на колени Енот. – Нашли!
Дрожащие пухлые пальцы коснулись дерева, словно тела женщины. Лаская и голубя. Нежно и страстно. В ожидании взаимности. На глазах слезы. Очки запотели. Губы шепчут что-то неразборчивое. Каждый раз одно и тоже. Находим какую-то безделицу, и Енот превращается в сплошные сантименты. Томные вздыхания. Всхлипывания носом. Фетишизм какой-то. Причем разносторонний и необычный. Я понимаю, если фетишем является красивое белье. Женское конечно. Предки наши любили фетишить на деревянных идолов, амулеты всякие. Религия и религиозный фетишизм это вообще отдельная история. А вот у Енота все по-своему. Сегодня хреновина со свечками. В прошлом месяце медный тазик с остатками цементного раствора. Ковер обгоревший как-то был. Красивый ковер и необычный. Точнее рисунок. Ковер как ковер. На рисунке бог, спускающийся с небес и люди павшие в страхе на колени. Даже горшок детский был. На фашистскую каску похожий. Мы его из развалин мертвого города вытащили. Эмаль побитая. Весь помятый. Енот чуть не танцевал тогда вокруг него. А потом ноги уносили. Кто ж знал, что в мертвом городе такие живые и недружелюбные жители.
В дверь заглянул Ромич.
– Нашли? Порядок! Шеф будет доволен! Молодец Шило. Я в тебе не сомневался.
– Тебе чего? – недовольно глянул Енот, вытирая глаза. – Я тоже в нем не сомневался. Стимулировал просто…
– Со связью проблемы, – пощелкал по микрофону на шлеме Ромич. – Все молчат. Непорядок.
– Помехи, – отмахнулся я. – Ваши радиоприемники замечательно работают на Земле и ее временных клонах. Законы физики одинаковые. А сегодня мы в чужом мире. Не смотря на всю схожесть это не Земля. Неизвестно как здесь распространяются радиоволны.
– Еще минуту назад все были на связи,– возразил Ромич.
– Купи себе учебник по физике, – ухмыльнулся я, довольный собой. Да плевать на связь и радиоволны. Кроме нас на корабле одни трупы. Бояться нечего. А странное предчувствие беды можно списать на нервы и хронический алкоголизм.
– Пошли, – скомандовал Енот, прижимая деревяшку к груди. – Собирай бойцов и домой.
– Что за вещь такая? – поинтересовался я, поднимаясь вслед за ним по лестнице. – Зачем она шефу?
– Делай свою работу и не лезь куда не просят.