Пока чародея не было дома. Чародей-еретик
Шрифт:
Из-за закрытой двери послышался вскрик. Взрослые прекратили беседу и прислушались. В следующий миг донесся приглушенный толстыми дубовыми досками голос:
— Поосторожнее со своей метлой, Делия!
— Всем разойтись по своим комнатам! — громко распорядился Род. — Это — часть наказания.
Голоса за дверью стихли, потом утих и звук шагов. Плеснула метла в ведре с водой.
— Многое я слышал о том, как родители наказывают своих детей, но такое вижу впервые, — признался отец Бокильва.
Род понимающе
— Они способны на многое, святой отец, но обычно им приходится всего лишь прибирать в своих комнатах.
— Год назад нас похитили, — добавила Гвен, — и миновало две недели, прежде чем смогли вернуться домой. Вот тогда мы и узнали, чем они занимались, покуда нас не было.
— К концу недели после нашего возвращения дом сверкал, как стеклышко, — с мимолетной улыбкой проговорил Род. — Помимо всего прочего, уборку они обязаны производить, не прибегая к помощи волшебства.
— Верно, — подтвердила Гвен. — А это намного труднее.
— Поверьте, я не имею ничего против того, чтобы они побеждали злых колдунов, святой отец, — пояснил Род. — Просто у меня едва разрыв сердца не случился, когда я узнал, какой опасности они себя подвергали.
Отец Бокильва усмехнулся и повертел в пальцах стакан с вином.
— Что ж, мы и сами успели убедиться в том, что все они владеют искусством волшебства, — сказал он и перевел взгляд на Гвен. — И как же вам удается с ними управляться, миледи?
— У меня для этого собственные чары имеются, — с милой улыбкой, от которой у нее на щеках появились ямочки, ответила Гвен. — Гораздо более дивно то, что вы и ваши собратья-монахи без потерь пережили вторжение наших детей.
— Что ж, если на то пошло, ваши дети, можно сказать, и вправду нас спасли, — признался отец Бокильва. — Наверняка нам было суждено кровопролитное сражение, и если бы не стали обороняться с боем, многие из нас, пожалуй, погибли бы. У этих разбойников был такой вид, что я понял: они не удовольствовались бы, наставив нам синяков и шишек. И все же вряд ли нам удалось бы одолеть их без посторонней помощи.
Гвен зябко поежилась.
— Упаси Господи! — вырвалось у нее. — Даже страшно представить, как это одни люди могут радоваться, убивая других!
Род мрачно кивнул:
— И все же: чем вы занимались посреди луга, святой отец? Почему не предпочли остаться за надежными стенами монастыря?
— Ах… — сокрушенно проговорил отец Бокильва. — Дело в том, что у нас возникли некоторые разногласия с аббатом.
— Разногласия? — переспросила Гвен, широко открыв глаза. — Но разве вы при постриге не давали обета беспрекословного повиновения ему?
— О да, давали, и потому, что не могли долее исполнять этот обет с чистой совестью, сочли за лучшее покинуть монастырь.
— Погодите, погодите! — воскликнул Род, подняв руку. — Какие же такие приказания мог отдавать аббат,
Отец Бокильва ответил ему долгим пристальным взглядом.
— У вас, похоже, превосходные гонцы, ежели вам так скоро доставили эту весть.
Род отмахнулся:
— У меня есть собственные осведомители.
— Понятно, — кивнул отец Бокильва, и по его лицу пробежала тень. — Ведь вы — Верховный Чародей, не так ли?
Род бросил на Гвен отчаянный взгляд:
— Я то и дело велю детям не болтать об этом. Да, святой отец, это так, и нынче утром я разговаривал об этом деле с его величеством.
Бокильва кивнул, не сводя глаз с Рода:
— Если так, то события развиваются быстрее, чем я предполагал.
— О, следовательно, когда вы покидали монастырь, об этом только разговоры шли?
Бокильва снова кивнул:
— Но мы ушли неделю назад, а это — слишком короткий срок при том, что господин наш аббат размышлял об этом шесть лет.
— Шесть лет? Погодите-ка… ну конечно, ведь именно шесть лет назад аббат выступил против Туана и отказался от своих намерений только из-за того, что отец Эл вручил ему послание от Папы, в котором аббату предписывалось исполнять все, что скажет отец Эл. — Род сжал ладонями виски — у него вдруг закружилась голова. — Господи Боже! Неужели это было так давно?
— Нет, господин мой, — проговорила Гвен и накрыла руку мужа своей рукой. — Просто наши дети слишком быстро подросли.
— Спасибо за утешение, милая. — Род взял Гвен за руку и взглянул на отца Бокильву. — А то происшествие до сих пор не дает покоя аббату?
— Верно, — ответил священник. — Боюсь, он до некоторой степени подвержен мирской гордыне и сильно оскорбился из-за того, что его так унизили на глазах у воинов обеих армий. Однако об отделении от Римской Церкви он заговорил в последние три месяца.
— И я так предполагаю, заговорил весьма убедительно, — сказал Род и нахмурился. — Мне случалось слышать его проповеди. Аббат — почти столь же талантливый оратор, как король Туан.
Бокильва кивнул:
— Вы не склонны недооценивать его. На самом деле некоторые из причин отделения от Римской Церкви, которые упоминает господин наш аббат, имеют под собой почву, и почву весьма солидную: к примеру, он говорил о том, что ту власть, которой Папа некогда владел над островом Грамерай, он утратил из-за того, что столь долго не обращал на нас никакого внимания. В действительности, судя по тому, что нам было известно о Риме, Папа вообще не ведал о нашем существовании.