Пока еще жив
Шрифт:
Прямо в море лиц.
Вздох облегчения прошелестел по залу. Сидевшие за банкетным столом актеры повернулись к ней. Художник по гриму побежала между стульями, промокая блестящие от пота носы и лбы; одна из парикмахерш поправила парик на голове Хью Бонневилля. Сами собой вдруг грянули аплодисменты.
Дело дрянь, подумал Брукер. Дрянь дело. Ей это точно не понравится.
Ни теплым приветствием коллег, ни знаком восхищения эти аплодисменты не были, а были они язвительной демонстрацией недовольства тридцати раздраженных и уставших от ожидания собратьев по профессии.
И тут, к
Горделиво, с достоинством улыбаясь, она как будто не понимала, что случилось, она наслаждалась вниманием, чувствуя себя объектом поклонения и восхищения, которых здесь не было и в помине.
Брукер нахмурился. Гея никогда не вела себя так, это было не в ее характере. И вообще с ней творилось что-то странное.
115
Рой Грейс задумался, почему Гленн Брэнсон всякий раз, как только садится за руль, гонит машину на такой скорости, словно угнал ее и пытается оторваться от погони. Правда, на этот раз у него была на то веская причина. Гленн на всех парах прорывался через рассасывающуюся понемногу дорожную пробку. Большую часть пути Грейс опасался за собственную жизнь и жизни тех, кто мог случайно попасть им под колеса. Чтобы отвлечься от этих мыслей, он сделал пару звонков и сообщил свежую информацию сначала старшему констеблю через дежурного офицера, а потом Риггу.
В 6.30 вечера, всего через семь минут после того, как они вышли из Суссекс-Хаус, их машина на бешеной скорости въехала на территорию Павильона и затормозила позади черного «ренджровера». Грейс с облегчением заметил, что присутствие полиции здесь заметно возросло по сравнению со вчерашним днем.
Когда они поднялись по ступенькам к парадной двери, путь им преградила пара охранников с наушниками радиопередатчика.
— Простите, господа, — сказал один из них. — Сюда приказано никого не пускать, сейчас вот-вот начнут съемки.
Грейс вытащил из кармана удостоверение и показал его охранникам.
Тот же охранник снова покачал головой:
— Сэр, боюсь, вы меня не поняли. Сейчас начнется съемка. Я не могу впустить вас до того, как они закончат снимать эту сцену.
— Мы будем вести себя предельно тихо, — ответил Грейс. — У нас срочное дело.
— Они сегодня и так потеряли целый час. Мадам пребывала в крайне непростом настроении, если вы понимаете, о чем я, — сказал охранник. У него были желтоватые от никотина усы, кряжистая фигура с прямой осанкой и не допускающий юмора тон, выдававший в нем армейского старшину в отставке.
«Ей чертовски повезло, что она еще жива, если вы понимаете, о чем я», — едва не ответил ему Грейс.
— Извините, но нам действительно необходимо срочно попасть в здание, — вслух произнес он.
— Телефоны выключены?
— Нет. Мы не можем отключить ни телефоны, ни рации.
— В таком случае боюсь, что я не смогу пропустить вас до окончания съемок сцены, господа.
— А когда она закончится?
— Зависит от того, через
Грейс решил не упорствовать, повернулся и отошел в сторону в сопровождении Брэнсона.
— Что за чертовщина! — воскликнул Гленн Брэнсон. — Я бы с удовольствием посмотрел на съемки.
— А я бы с большим удовольствием посмотрел на готовый результат, зная, что нам удалось защитить Гею, — хмуро ответил Грейс.
Неподалеку столпилось примерно две сотни зевак. Грейс заметил, что Гленн устало вглядывается в их лица. Присутствует ли среди них Эрик Уитли? Человек, готовый заплатить более двадцати семи тысяч фунтов за костюм, один раз надетый его идолом. Одинокий человек, с абсолютно пустой жизнью, единственным смыслом которой было обреченное на безвестность и неразделенное, безответное поклонение светской звезде. Одинокий человек, которого Гея унизительно отшила у входа в Гранд-отель.
Настолько ли он безумен, чтобы, фанатично гоняясь за любой вещью, принадлежащей его божеству, убить и расчленить своего конкурента с аукциона?
Каким был новый план Уитли после уничтожения коллекции, посвященной Гее?
Уничтожение самого идола? Что, само собой, сделает его не менее знаменитым.
116
Ларри Брукер и еще несколько участников съемочной группы неловко разглядывали Гею. Джек Джордан ухмыльнулся, гадая о том, не подсела ли звезда на наркотики. Ему казалось, что этим вечером она выглядит как-то очень странно. Волосы почти полностью закрывали лицо, макияж был более ярким, чем обычно, да и голос звучал как-то непривычно. Все это создавало впечатление, будто за ночь она успела состариться. Более того, она совершенно ничего не помнила с прошлых репетиций. Быть может, на нее так повлияло то, что вчера едва не погиб ее сын? Может быть, стоило дать ей пару дней выходных, чтобы она пришла в себя? Впрочем, делать это уже слишком поздно.
Он терпеливо повторил ей ее реплику так, как хотел бы ее услышать.
— Это вопиюще неподобающееотношение к королеве,мой дорогой принц. Никогдав жизни я не была так унижена.
Он сделал паузу.
— Вот так. Поняла? Говори с большим выражением. На последних дублях ты почти что бормочешь. Ты должна сказать это громко, обращаясь к публике — друзьям и советникам короля. Ты пытаешься до них что-то донести.То, как ты сейчас играла, было скорее похоже на попытку публично унизить его.
Гея кивнула.
Он обернулся в сторону банкетного стола и обратился к «королю Георгу»:
— А ты, Джадд, должен тут же прервать ее, сказав: «Ты никогдане была королевой. Ты просто дорогая шлюха». — Он снова обернулся к Гее: — А ты в этот момент должна расплакаться и, рыдая, выбежать из комнаты. Все всё поняли?
Джадд Халперн и Гея по очереди кивнули. Первый помощник режиссера надел наушники, занял свое место и прокричал:
— Так, все по местам, начинаем!