Пока Фрейд спал. Энциклопедия человеческих пороков
Шрифт:
Но высокомерие и здесь сыграло злую шутку. Когда тиран Сиракуз Дионисий пригласил Платона к себе, тот захотел тотчас же реализовать свой план, пусть и с оговоркой: мол, философ будет не правителем, а советником правителя, но и это уже сделает власть гораздо разум нее. Итог оказался плачевным. Тиранам советчики, да еще и выдающие себя за умников, отнюдь не нужны. С Платоном расстались, и философ еще должен благодарить судьбу, что его вышвырнули, продав в рабство, – могло сложиться все много хуже.
3
Ни
В «Преступлении и наказании» каких смыслов только не находили: от самых интимных до глобально метафизических. Вы думаете, там рассказывается история одного убийства? Нет, там рассказывается история убийства целого мира, цивилизации XIX века, поработившей человека.
Однако если отрешиться от широких толкований и сосредоточиться на главном – на характере Раскольникова, – то невооруженным взглядом можно обнаружить причину его преступления. Его теория. Да-да, она всему виной, а не «среда заела». Она каждый день заедает миллионы людей, но не все они восстают против несправедливости, не поднимают топор на старушек и не пишут статьи о разделении мира на две половины. Тут-то и собака зарыта! Раскольников – не они, не все остальные: «твари дрожащие», как любят повторять все, кому не лень. Во всяком случае, он не желает к ним относиться. А хочет он, согласно своей написанной статье, казаться Наполеоном, то есть человеком, двигающим исторический процесс.
И если раньше вы могли обвинять соседа по лестничной площадке в том, что он высокомерен, раз не здоровается с вами, не делится сигаретами и не поздравляет с днем рождения, то на фоне Раскольникова его лихие причуды покажутся детским лепетом. Вот что такое высокомерие – причислять себя к людям, творящим историю. Но теория, впрочем, дала сбой при первом же преступлении. Раскольникову привыкнуть к мысли о том, что он убил человека, так и не удалось. Правда, еще не ясно – это от того, что его теория не стройна, или от того, что он сам в нее не вписался. Но Раскольников изменился, это правда. Надменные мысли моментально ушли в сторону.
Вообще уроками не всегда богата жизнь. Иногда она словно специально не разбрасывается ими, дабы человек мог делать выводы без подкрепленных очевидных причин. Это как с верой – всем хочется чуда, а ты поди поверь во что-нибудь сверхъестественное без совершенного на глазах чуда!
От высокомерия не отказываются, его даже не выбивают, как пыль из ковра. Сама история расставляет необходимые акценты. Но поскольку, как говорил Гегель, история нас учит тому, что история нас ничему не учит, на нее тоже полагаться бессмысленно.
Говорили Наполеону: не иди на Москву. А он пошел. Строил великие планы. Гордец! А что сказал по этому поводу Толстой? Исторический процесс так устроен, что время от времени западные народы идут на Восток, а восточные – на Запад. Логика, так сказать. И хочешь ты этого или не хочешь, но изменить ничего не можешь. «Война и мир» для этого и написана, хотя и она никого ничему не научила.
Наполеон потому и проиграл, что не доверял интуиции, а опирался
4
А с чем остается высокомерный человек? Ни семьи (она бы его вечно раздражала), ни привязанностей (они усложняют жизнь интеллектуала), ни друзей. Ну, какие друзья могут быть у человека, окруженного болванами? Нет, можно было бы поискать другого сноба – их во все времена было немало, – однако в том-то и их сущность, что друг с другом они не общаются. Надменность априори одинока и не терпит вокруг себя другой надменности – в ней же, проще говоря, не может быть степеней и иерархий, а при сравнении они невольно появляются. «Я надменнее тебя», – сказал бы один другому. «Да дурак ты, вот ты кто», – ответил бы второй и оставил бы собеседника наедине с собой.
В результате, если с чем-то и остается высокомерный человек, то разве что со своими мыслями. Они его никогда не покидают. Возможно, именно они и придают ему сил. Совсем пустой человек не мог бы быть высокомерным, хотя…
Так или иначе, счастья это, разумеется, нисколько не прибавляет. В рассказе Толстого «Три смерти» описаны смерть дерева, простого мужика и «госпожи, худой и бледной». Последняя была явно из того класса, который много думает и ничего не делает. То есть господствующего класса, эксплуатирующего. Это по-марксистки выражаясь. И когда просто мужик гнул спину в полях, эти господа собирались в салонах и жеманно красовались друг перед другом, ведя пустопорожние светские беседы. И вот что-то этой госпоже стало дурно, не по себе. Тотчас же ее мысли вскипели, зазмеились, заплелись в узел. «А как же так?» «Почему?» «За что?»
Мысли о смерти не дают ей успокоиться. А просто мужичок лежит безмолвно на печи и так же безмолвно с этой жизнью расстается. По простодушию своему.
Вот и высокомерный человек никогда не успокоится из-за своих мыслей. Он не чувствует момента, когда нужно всего-навсего расслабиться, отдаться природе. Жан-Жак Руссо верно же призывал людей к тому, чтобы найти гармонию с природой. Ведь что, как не цивилизация, испортила человеческие нравы? Но разве сноб когда-нибудь одобрит эту идею? Разве позволит себя поставить в один ряд с, как бы он выразился, деревенщиной?
Однажды Жан-Жак Руссо поделился своими воззрениями с гениальным Вольтером, тем еще снобом: дескать, цивилизация и человеческий прогресс, а также науки и искусства не способствуют улучшению нравов. На что Вольтер ответил: «Ваши твердые аргументы убеждают меня в желании встать на четвереньки. Кстати, не хотите ли испить чистого молока из сосцов моей коровы?»
Издевательство, и только!
Жан де Лабрюйер в своем произведении «О творениях человеческого разума» писал о снобах: «Он так занят собственными блистательными замыслами, и только ими, что весьма неохотно соглашается время от времени обнародовать какую-нибудь премудрую истину, так неспособен снизойти до обыкновенных человеческих суждений, что предоставляет заурядным душам вести размерное и разумное существование».