Пока мы не стали незнакомцами

Карлино Рене

— Ха! — усмехнулся он. — Понимаю тебя, дорогая. Лучшие музыканты — нарушители правил. Дело в том, что тебе нужно знать правила, чтобы достигнуть успеха в их нарушении.

Мы довольно долго сидели в тишине. Я закрыла глаза, и он сказал:

— Музыка повсюду, не так ли?

Я слышала скрип машин, вой серен, детский смех, а также постоянный гул труб, доносившийся из-под люков. И затем все нагроможденные один на другой шумы внезапно стали четкими и слились в самую прекрасную симфонию. Красной нитью проходящую через всю мою жизнь.

Открыв глаза, я оглянулась

и заметила, что Орвин наблюдал за мной.

— Видишь, о чем я? Это внутри тебя.

Глаза слезились от ветра, но все же больше от эмоций.

— Да.

— Прежде чем парить, тебе нужно научиться летать.

Я благодарила Орвина снова и снова. Каждый день я училась упрощать свою жизнь. Может, в этом и есть суть взросления. Взрослые всегда говорят, какой запутанной становится жизнь с возрастом, но мне кажется, что на самом деле мы просто ставим перед собой все более значительные цели. Наши сильнейшие страхи растут: от боязни спать без обожаемого мишки до обнаружения, что у нас нет цели в жизни. Смогут ли время, зрелость и преодоленные преграды привести к довольству, которым так пыхал Орвин? Или мы просто сдадимся и капитулируем перед той жизнью, что уже имеем?

— Приходи еще, чтобы повидаться, — предложил он, вставая со скамейки.

— Обязательно приду.

В кошельке у меня была телефонная карта, которую я выиграла в ежемесячной лотерее общежития. Я нашла таксофон и позвонила маме.

— Грейс, как ты там, милая? — Она казалась занятой. Мне было слышно, как на заднем плане отец кричал на сестренок и брата.

— Как вы там?

— Твой отец снова потерял работу.

— О, нет, опять? — ответила я, хотя ни капли не была удивлена.

Она раздраженно вздохнула.

— Да, опять.

— Я правда хотела приехать на Рождество. Я могу найти сезонную работу в торговом центре и помочь вам.

— Ох, Грейс, это было бы замечательно. Ты можешь оплатить перелет?

— Я думала, что вместо Рождественского подарка от тебя и папы могла бы получить билет домой. — Внутри загорелась искра надежды.

Следующие ее слова потушили ее.

— Мы не можем себе это позволить, милая. Мне жаль.

Я не была дома почти год. Мне было жаль маму и не хотелось обременять ее, но я соскучилась по дому, по брату и сестрам, их болтовне, энергии, которой они наполняли дом, даже когда наступали трудные времена. Мысль о том, чтобы провести праздники в общежитии одной, пугала до чертиков. Так же, как я была совсем одна последние недели лета. Пока не приехал Мэтт.

Сигнал прервал долгую, неуютную тишину.

— Ладно, мам. Эй, мне нужно сохранить пару минут на этой карте.

— Хорошо, я понимаю. Мы любим тебя, дорогая.

— И я люблю тебя, мам.

Все время после обеда я провела в комнате, попивая дешевое вино и сочувствуя своей матери, но в основном купаясь в жалости к себе. Дверь приоткрылась, когда Мэтт прошел по коридору, поздно возвращаясь с работы.

Он толкнул ее, распахнув настежь.

— Тук-тук.

— Заходи. Присоединяйся. — Я играла на виолончели у окна, одетая в футболку Мэтта с логотипом группы Ramones.

Он

вошел и бросил свою сумку курьера.

— Похоже, я никогда не получу свою футболку обратно.

Я смотрела на него, стоявшего у двери, и глупо улыбалась. Во мне что-то перемкнуло. Я встала, подошла к нему и стянула футболку через голову. На мне остался только лифчик и трусики. Я протянула одежду ему.

— Вот, держи.

Он просто моргал.

— Эм…

— Поцелуй меня, Мэтт.

Он захлопнул дверь, пнув ее ногой.

— Ты пьяна?

— Поцелуй меня.

Я обхватила его шею руками. Его руки накрыли мою поясницу, и он притянул меня к себе, после чего, наконец, поцеловал.

Поначалу поцелуй был аккуратным и нежным, но затем становился все напористее, наши языки переплетались, а руками мы блуждали друг по другу. Кожа наших тел разгорячилась, и мы могли чувствовать только нескрываемое желание. Мы целовались и целовались, и вскоре мне невыносимо захотелось, чтобы он прикасался ко мне везде.

Я возилась с его ремнем.

— Давай я, — пробормотал он, сбрасывая обувь. Пока я избавлялась от лифчика и трусиков, он снимал джинсы.

Я сдвинула руку на переднюю часть его боксеров.

— Ты сделаешь это? — спросила я.

— Что сделаю? — задал он вопрос, тяжело дыша.

— Займешься со мной сексом?

Он схватил меня за шею и отклонил голову так, чтобы я смотрела ему в лицо. В его глазах было истинное благоговение.

— Ты хочешь, чтобы это был я?

Я кивнула.

Он прильнул и поцеловал меня снова, после чего начал прокладывать дорожку поцелуев к моему уху.

— Грейс, я никогда ничего не желал больше за всю свою жизнь, чем оказаться в тебе прямо сейчас. — От одной лишь мысли о нем во мне мои ноги и руки пронзила нервная дрожь. — Но мы не станем этого делать, пока ты настолько пьяная. Доверься мне. Хорошо?

— Но я чувствую себя такой смелой.

— Я знаю, но ты не хочешь быть нечувствительной.

— Не хочу? — прошептала я.

— Нет, малышка.

Я знала, что он прав.

— Хорошо.

Он притянул меня к своей груди на пару секунд, а потом отдалился. Я потянулась и прикоснулась к нему через боксеры.

— Мы можем заняться кое-чем другим.

Мне было видно, как напряглись мускулы на его шее, а затем он сглотнул.

— А ну в кровать, — сказал он, и я повиновалась.

Он стащил свои трусы. Впервые я видела его вот так, голым и уязвимым, и таким мучительно заведенным, отчего во мне проснулось сочувствие к нему. Это был не первый пенис, который я видела, но, учитывая обстоятельства, этот был самым шокирующим. Я была немного напугана. Не верится, что еще секунду назад я практически молила Мэтта быть во мне.

Когда он увидел мое испуганное выражение лица, то сказал:

— Не беспокойся, когда ты готова, ощущения приятные.

Он скользнул ко мне в кровать и приобнял сзади. Наши тела были горячими, когда мы прижимались друг к другу. Он убрал мои волосы в сторону и поцеловал плечо. По мне пробежали мурашки, после чего я расслабилась в его руках и закрыла глаза.