Пока мы не встретились

Рэнни Карен

Теперь у Кэтрин ни на что не хватало сил. Трудно было вставать по утрам, умываться, а потому она предпочитала оставаться весь день в постели и по возможности дремать, но так не могло продолжаться вечно. Жизнь предъявляла свои требования, и Кэтрин иногда поднималась, чтобы не пугать слуг.

Ее не заботило, утро сейчас или вечер, идет дождь или светит яркое солнце. Прошло шесть месяцев с того дня, как пришли письмо и сундук с вещами, но боль в сердце оставалась такой же острой, как будто это произошло вчера.

Сегодня

было пасмурно. Листья чуть заметно дрожали во влажном воздухе. Внизу клубился туман, как будто облака спустились с неба на землю. Мир выглядел перевернутым.

Служанка за спиной у Кэтрин звенела посудой – ставила поднос с едой на маленький круглый столик, поправляла серебряный прибор и все время болтала об утренних событиях в доме. В амбаре окотилась кошка. У кухарки разболелись колени. У лакея появилась странная сыпь. Под окном нашли мертвую белку. События все были мелкие, незначительные, но, взятые вместе, они создавали правдивую картину бытия.

Когда-то Кэтрин живо интересовалась тем, что происходит вокруг. Теперь ее жизнь померкла, свелась к нескольким неизменным движениям. Она дышала, но и только.

Боль в груди была невыносима, не ослабевала и не прекращалась ни на мгновение. Кэтрин просыпалась – боль была здесь. Лежала она без сна и молилась о забытьи, боль не спала с ней вместе и не уставала питать отчаяние в ее душе.

Сейчас в лицо Кэтрин дунуло ветерком, и она содрогнулась. Белка возникла из тумана и перепрыгнула с ветки на ветку. Служанка непрерывно болтала. Кэтрин не желала ничего ни видеть, ни чувствовать, но выбора не было – она продолжала жить и терпеть.

Если бы только она могла умереть! Почему Бог не хочет услышать эту простую молитву?

Викарий говорит, что молиться о таком – грех, Богу известно, когда настанет ее срок. В своих заботах о Кэтрин викарий был невероятно навязчив. Его усердие и старательность раздражали, но разве скажешь об этом духовному лицу.

– Сколько времени?

– Два часа, мадам, – быстро ответила служанка, как будто ожидала такого вопроса.

Значит, она проспала почти весь день. Ночью ее ждут кошмары.

– Вы очень бледны, мадам. Вы не больны? Господи! Какое это имеет значение? Кэтрин спала, дремала, видела сны, иногда просыпалась, садилась в постели, не в силах понять, кто она и что с ней произошло. В такие моменты она принимала настойку опия и снова засыпала.

– Вам надо поесть, мадам, – заговорила горничная, окончив возню с сервировкой.

– Я не голодна, – ответила Кэтрин, не поворачивая головы и не отрывая взгляда от окутанного туманом пейзажа. Сколько можно повторять одни и те же слова? Когда же, наконец, слуги научатся понимать их?

– Повариха сказала, что вы вчера не обедали, а сегодня не притронулись к завтраку. Съешьте же хоть кусочек! Мадам, ну, пожалуйста!

Девушку звали Бетти,

она очень старательно выполняла свои обязанности. У нее был молодой человек – здешний лакей. Смеясь, Бетти прикрывала рот ладошкой, потому что стеснялась испорченных зубов. Раньше Кэтрин считала ее почтительной и приятной девицей. Раньше – значит, в то безмятежное время, когда жизнь была до странности хороша и невинна, полна счастливого предвкушения и надежды. Раньше – значит, до того, как пришло письмо, и в поместье доставили тело Гарри в просмоленном гробу. Свет померк. Мир сделался черным. Траур окутал все вокруг.

В одном из своих писем Кэтрин признавалась Гарри, что боится темноты.

«Темнота, – писал он в ответ, – придает зловещий вид даже знакомым вещам. Лучше думай о вечерней поре как о желанном времени отдыха, а темноту считай способом, которым Всемогущий принуждает свои создания к покою».

Кэтрин прижимала письмо к груди, восхищаясь поэтичностью этих строк. В ту ночь, желая испытать свою стойкость, она намеренно вышла из спальни без свечи или лампы.

«Дорогой, – написала она мужу в ответ, – я не могу обещать тебе, что стану любить темноту, но мой страх перед ней теперь уменьшился».

Сейчас тьма больше не пугала ее своими ужасами, а вот дневной свет подвергал мучениям. Сознавать случившееся – вот что стало настоящим испытанием.

– Я не голодна, – повторила Кэтрин, надеясь, что служанка почувствует решимость в ее голосе. Ее тошнило от пищи. От сна – тоже. Во сне приходили кошмары, полные алых и синих теней, смущающей путаницы, но даже эти кошмары были предпочтительнее бодрствования.

– Глинет заставила меня пообещать, что я вас покормлю, – проговорила Бетти.

Кэтрин с усилием улыбнулась.

– Скажи ей, что все выполнила. – Девчонка, не задумываясь, сошлется на другого, лишь бы добиться своей цели. Раньше, в прежние времена, Кэтрин наверняка рассмеялась бы такой находчивости, но сейчас эта настойчивость ее лишь раздражала. Удерживая натянутую улыбку на губах, Кэтрин подошла к двери.

Бетти вздохнула, сделала книксен и сложила руки на накрахмаленном фартуке.

– Ну, если вы говорите, мадам…

– Не беспокойся обо мне, – оборвала ее Кэтрин. – Оставь поднос. Позже я что-нибудь съем.

Успокоенная Бетти вышла. Кэтрин осталась, наконец, в благословенном одиночестве и прижала лоб к двери. Слугам так хочется, чтобы все было как прежде, они не в состоянии понять, что прошлое не вернется.

В тот день Кэтрин с нетерпением ждала почту, все прислушивалась, не идет ли Глинет. Конечно, Кэтрин почувствовала разочарование, не получив весточки от Гарри, но, распечатывая письмо полковника, она не ощущала никакого предчувствия.

«Мадам Дуннан!