Пока нормально
Шрифт:
– Откуда ты узнал ответ на последний вопрос, парень? – спросил он.
– Он сам однажды посчитал, – ответил мой партнер.
Мистер Толстосум Баллард опять подергал себя за галстук. Видать, его здорово припекло.
– Ну и как же мы выдадим все эти награды? – спросил он и посмотрел на меня. – Машину ты еще не водишь, так что парковочное место тебе вроде бы ни к чему. И денежную премию тебе давать как-то нехорошо, потому что ты даже на фабрике не работаешь.
– Что-нибудь придумаем, – сказал мой партнер.
Тогда мистер Толстосум
– А с вами как быть? Вы же знаете, что вам не положено выигрывать.
– Почему это? – спросил я.
Он засмеялся.
– А как, по-твоему, это будет выглядеть, если босс заберет все призы?
– Хорошего мало, – сказал я. – Но вы ведь даже не играли.
– Да не я, – ответил он и показал на моего партнера. – А он.
Я посмотрел на партнера.
– Боб Баллард, – сказал он и протянул руку.
Дорога домой прошла более или менее в тишине, если не считать отца, который объяснял нам, как несправедливо было не задать ни одного вопроса про Бейба, просто-таки ни единого, и что в любом случае это было не соревнование, а мухлеж, и мистер Толстосум Баллард знал все вопросы заранее, потому что иначе откуда бы кто-нибудь взял ответ на этот последний вопрос про триста шестнадцать?
– Про двести шестнадцать, – сказал я.
Он мрачно посмотрел на меня в зеркальце над передним стеклом.
– Ты что, так ни шиша и не понял? – спросил он. – Да он подставил тебя больше всех. Навешал тебе лапши на уши и изобразил все так, как будто ты без него отвечаешь на вопросы, хотя знал правильные ответы с самого начала. Вот уж жмот так жмот! Денежки-то отдавать не хочется! И парковочные места тоже. А бейсбольного мяча у него, наверное, и вовсе нет. Ну и жулье! Он, видать, не подумал, что кто-нибудь его раскусит. Ну что, отдал он тебе твой мяч?
– Он велел зайти к нему в кабинет завтра после школы.
– Я бы на твоем месте ни на что не рассчитывал. Так уж устроен этот собачий мир. Надо быть полным дураком, чтобы кому-нибудь верить.
Я посмотрел на брата. Он полировал стеклышко своих новых наручных часов.
Может, отец и прав.
В понедельник я не пошел в кабинет к мистеру Толстосуму Балларду.
Я не хотел узнавать, как устроен этот собачий мир.
Вот первая неделя ноября в цифрах:
Ни одной драки в школьном коридоре на первом этаже, хотя к этому было близко.
Одна драка в школьном коридоре на втором этаже. Поражение.
Две драки в раздевалке спортзала. Две победы, после того как я доказал, что могу лягнуть практически в любое место.
Две драки в туалете для мальчиков. Два поражения. Там драк могло быть намного больше, но я перестал туда ходить. Вы правы. Не очень-то это оказалось удобно.
Четыре
После отсидки в пятницу я решил, что пять поражений по дороге домой за одну неделю будет многовато, и надул уродов, которые меня поджидали. Я вышел из школы через спортзал – здесь мне оставалось только надеяться, что Так Называемый Учитель Физкультуры меня не засечет, и он не засек, – а дальше пошел к себе в Дыру кружным путем, через шоссе и через поле. Этот путь проходил как раз мимо Бумажной фабрики Балларда, и я подумал: а почему бы и нет?
Когда я добрался до фабрики – а когда вы оказываетесь рядом с бумажной фабрикой, это легко определить, и не по красоте пейзажа, – так вот, когда я добрался до фабрики, то обогнул ее и подошел к главному входу, который смотрел на реку. И прямо напротив их тупой главной двери, на лучшем парковочном месте из всех, какие там только были, стояла машина моего отца. А рядом с ней – пикап Эрни Эко.
Между прочим, мне он не сказал ни слова. Ни одного слова.
Я зашел внутрь, и секретарша, которая говорила по телефону, улыбнулась мне и подняла руку, чтобы я подождал минутку. Внутри было шикарно. Думаете, я вру? Толстый зеленый ковер. Стены с деревянными панелями. Фотографии совета директоров. Лампы с зелеными абажурами. Красная кожаная мебель. А у окон, выходящих на реку, растения с длинными стеблями и такими цветами, которые… ну, их трудно описать. Они даже выглядели как ненастоящие.
Секретарша повесила трубку.
– Это орхидеи, – сказала она. – Мистер Баллард их выращивает. Через неделю-другую почти все уже уедут.
– Уедут?
– Когда они начинают вот так цвести, он рассылает их своим старым работникам, которые еще живут у нас в городе. Ты Дуглас Свитек, правильно?
Я кивнул.
– А я миссис Стенсон. Я уверена, что он тебя примет. Дай только предупрежу его.
Но ей не понадобилось никого предупреждать, потому что дверь в обитой панелями стене открылась и оттуда вышел сам мистер Баллард, в шелковом галстуке и во всем остальном.
– Ага, партнер! – воскликнул он. – Вы уже познакомились с моим партнером, миссис Стенсон?
Она улыбнулась.
– Входи, входи, – сказал он.
И я вошел. Наверное, нет смысла говорить вам, как выглядел его кабинет, – достаточно будет сказать, что он мало отличался от приемной. Только на одной стене были фотографии, где мистер Баллард метал подковы с целой кучей разных людей, которых я не знал, и двумя, которых знал: мэром Нью-Йорка Джоном Линдсеем и президентом Линдоном Джонсоном. Думаете, я вру? Мистер Баллард увидел, куда я смотрю, и сказал: