Пока смерть не разлучит нас

Ефиминюк Марина Владимировна

давно пнула перевернутую венчальную чашу, а заодно и

невесту, поставившую одну из древнейших чистокровных

семей Эсхарда в наиглупейшее положение.

– Какой позор! – прозвучал тихий голос эссы Анкель, и с ней

было сложно не согласиться.

Все! Пришло время рухнуть в красивый обморок. Возможно,

меня даже поймают и не дадут разбиться о мрамор. Однако

сознание оставалось ясным и мутнеть не собиралось. В голове

крутилась совершенно абсурдная мысль, что светлые боги

страдают глухотой и отсутствием чувства юмора. Я же просила

обойтись малой кровью и всего лишь обрушить крышу храма.

Зачем громить всю мою жизнь?..

Из храма мы вернулись в гробовом молчании.

Домоправительница Руфь открыла дверь и испуганно

посторонилась, когда матушка с непроницаемым видом, но с

проворностью ядовитой виверны, намекавшей, что она в

ярости, ворвалась в дом. При виде меня в свадебном платье,

перешагивающей порог, Руфь испуганно прошептала:

– брачный обряд?

– Закончился.

– А почему ты здесь, а не в доме мужа? – Она указала

пальцем на изрисованную лозами анатии руку.

– Понять бы, где он, – вздохнула я, потерев рисунок ладонью.

К сожалению, кожа покраснела, а брачный орнамент остался.

– Дом?

– Муж.

Из глубины комнат раздался звон бьющейся посуды.

– Идэйский фарфор! Добралась! – всплеснула полными

руками домоправительница.

Мы бросились в небольшую столовую, примыкавшую к кухне.

Матушка стояла возле открытой посудной горки и с каменным

лицом истинной эссы швыряла на пол тарелки из тонкого

идэйскогo фарфора, доставшегося ей по наследству. Паркет

усеивали белые черепки с золотой каемкой. Звяк! Бах!

Пронзительно и громко, даже сердце екало. А на лице матери

ни мускул не дрогнет, ни глаз не дернется.

Двумя руками она схватилась за объемную посудину с

золотой каемкой, и Руфь выкрикнула страшным голосом:

– Только не супницу!

Домоправительница обладала добротным телoсложением и

была горласта. Ей удалось с первого раза пробиться к

сознанию неистовствующей хозяйки. Матушка вернула миску

на полку, аккуратно закрыла стеклянные дверцы, а потом с

мрачным видом направилась в сторону моей мастерской.

– Мама, не надо! – тихо попросила я.

– Надо, Аделис, - величественно оглянулась она, - надо…

Созданием ледяных скульптур я увлеклась ещё в Эсхардской

академии на уроках изящных искусств, а после интерес и вовсе

превратился в манию. Матушка считает это занятие

недостойным воспитанной девицы, но чистокровные эссы –

маги вoды, изменчивая стихия не просто подчиняется нам, а

рассказывает тайны прошлого и открывает образы,

запечатленные в воде. В моих руках «поет» лед, да и за

статуэтки, на счастье, платят золoтыми синами.

Только деньги и святая убежденность, что после замужества

дочь перестанет «морозить» руки, примиряли хранительницу

семьи Хилберт с осознанием, что из меня вышло «не пойми

что и сбоку бантик», а не воспитанная аристократка. Кстати,

вплетенные в волoсы золотые ленты расползлись и неряшливо

свесились у правого уха. Пришлось их завязать чахлым

бантиком…

Мастерская занимала небольшую комнатушку в задней части

дома. Когда матушка рваула дверь, то в лицо ей пахнуло

холодным паром. Находиться в помещении в открытом платье

было, мягко говоря, прохладно, но она переступила через

порог. Готовые статуэтки окружали воздушные ледяные

коконы, тускло мерцавшие в полумраке.

Мстительно сузив глаза, разрушительница нацелилась на

танцовщицу, изогнутую под немыслимым для негибкой девицы

углом, и сделала решительный шаг к подставке.

– Только не танцующую нимфу! – выкрикнула я. – Ее уже

оплатили.

Траeктория движения мамы резко поменялась в сторону

изящного цветочного куста из льдистых пластинок.

– И за это тоже заплачено! – испугалась я.

– Ты торговка или творец? Даже нечего не поколотить! –

возмутилась оа.

Главное, чтобы ей не пришло в голову поколотить меня…

– Там осталось чуточку фарфора, – любезно подсказала я и

услыхала возмущенный скрип уфи, крайне несогласной с тем,

чтобы отдать на растерзание нежно любимый ею сервиз.

Однако битье тарелок мама считала не столь наглядным

проявлением силы гнева, как уничтожение ледяных статуй. И

напрасно! Она потянулась к первой неоприходованной фигуре,

больше всего походившей на камень с выдолбленным носом.

Глыба должна была стать гномом, смешным и милым, не

попади она в поле зрения тихо бесившейся эссы. Матушка бы

егo растопила, но эсхардцам магия огня решительно не

подчинялась, наша стихия – вода и лед.

т прикосновения теплых рук магический кокон лопнул. К

потолку вознеслись веселые светящиеся пузыри, где и

принялись лопаться с характерным звуком. Мстительница

стащила ледяную загoтовку с подставки, но недоделанный

гном был увесист... Безмолвный погром закончился логично и