Пока ты со мной

Осборн Мэгги

– Когда мне можно будет носить корсет? – спросила Люси, очарованная жестким корсетом Энджи, в который щедро были вставлены пластины китового уса.

– Думаю, обычный возраст – тринадцать лет, – ответила Тилли.

– Ну, это бывает по-разному, – сказала Эбби, скромно покашливая.

Дейзи дотронулась до ленты, украшавшей корсет Энджи.

– Мэйбл Хутер носит корсет, а ей только восемь.

– Это как раз то, о чем я говорю. Бедная маленькая Мэйбл нуждается в корсете, – кивнула Эбби, вздохнув.

– А дедушка и бабушка будут на этом вечере? – обратилась

Дейзи к Энджи.

– Наверное, будут, но точно не знаю. – Вероятность встретиться с Гаунерами ужасала ее.

– Я думаю, ты и бабушка будете самыми красивыми леди на этом вечере, – сказала Дейзи, наклоняясь, чтобы лучше рассмотреть прическу, которую Молли и Дороти пытались соорудить совместными усилиями.

Это замечание девочки дало Энджи желанную передышку и в то же время удивило ее. Девочки пытались избежать общества Винни Гаунер, и Энджи заключила, что они не любят бабушку. Но тут ей пришло в голову другое объяснение. Возможно, они просто устали сидеть в школе и хотели поиграть на улице, где можно было побегать и попрыгать и выпустить накопившуюся за день энергию.

Люси обратила внимание на то, как нерешительно выглядит Энджи и как она хмурится.

– Мисс Лили сегодня тоже идет на бал. Она заказала платье в Париже специально для этого вечера. Хотели бы мы увидеть ее в нем.

– Откуда, ради всего святого, вы знаете такие вещи?

– Жермен Джаблонски слышала о платье от своей кузины, а та узнала это от кого-то, кто знаком с дочерью второй кухарки мисс Лили, – пожала плечами Люси.

– Не думаю, что ваша бабушка одобрила бы эти разговоры о мисс Лили, – сказала Энджи, бросая выразительный взгляд на девочек.

– Бабушка ничего не одобряет, – улыбнулась Дейзи с очевидным волнением. – Уж такая она есть.

– Она хочет, чтобы из нас выросли леди. – Люси подняла воображаемую чашку, отставив мизинец, ухитряясь выглядеть одновременно изящно и смешно. – Бабушка сказала, что легче изучить правила этикета в нашем возрасте, чем позже, когда мы вырастем.

Это безыскусное заявление Люси обнаружило ахиллесову пяту Винни Гаунер. Женщине, торговавшей пирожками, нелегко далось превращение в богатую даму, как и обучение правилам этикета, ставшее необходимостью при изменении ее общественного статуса.

– Но нам все равно. Бабушка поправляет нас, потому что она нас любит, – сказала Дейзи проникновенно. В ее улыбке не было ни тени сомнения.

– Она хочет, чтобы нам это далось легче, чем ей, – добавила Люси. Молчание женщин, собравшихся в кухне, явно озадачило ее.

Энджи медленно кивнула. Она пришла к неверному заключению. Люси и Дейзи не питали неприязни к своей бабушке. Их не раздражали нотации Винни Гаунер, и они верили, что бабушка любит их.

После того как девочки убежали на улицу, ни одна из женщин не заговорила. Наконец Тилли подошла к двери и выглянула, чтобы убедиться, что девочки не подслушивают.

– Похоже, что из Винни вышла лучшая бабушка, чем мать.

– Если бы Винни и в самом деле желала девочкам добра, то Дейзи не пришлось бы ковылять, как пьяному старателю.

Ее нога давным-давно была бы в порядке, – презрительно фыркнула Молли.

Энджи была рада, что кто-то разделяет сложившееся у нее мнение о Винни Гаунер.

Тилли, стоя у двери кухни, лукаво улыбнулась:

– А знаете, я бы тоже была не прочь поглядеть на парижское платье мисс Лили.

Все рассмеялись и снова защебетали, непринужденность вернулась к ним.

Несмотря на суматоху и суету приготовлений к вечеру, Энджи продолжала думать о том, что ей надо пересмотреть свои взгляды на некоторые вещи. Это беспокоило ее. Она поверила, что Гаунеры хотели забрать к себе Люси и Дейзи, только чтобы наказать Сэма за то, что он обесчестил их дочь. Но возможно, что Гаунеры и в самом деле были неравнодушны к судьбе своих внучек, как бы странно они себя ни вели. Люси и Дейзи думали именно так. А дети обладают даром распознавать лицемерие и фальшь.

И все же ничто не могло поколебать ее уверенности в том, что Люси и Дейзи должны жить со своим отцом. Но эта уверенность была бы тверже, если бы Гаунеров можно было заклеймить презрением как бессердечных негодяев. А теперь они не казались ей такими, и это ее. тревожило.

Все было готово. Плащ Энджи висел аккуратно сложенным на спинке кухонного стула. Она положила в свою вечернюю сумочку свежий носовой платок, маленький флакончик одеколона и пудреницу, чтобы припудрить нос и лоб после очередного танца. Ее атласное платье мерцало и переливалось в свете лампы. Она несколько раз оглядела себя в зеркале, чтобы полюбоваться своей по моде завитой челкой и одиноким кокетливым локоном, спускавшимся на шею. Прелестное украшение, сотворенное Тилли, теперь увенчало ее прическу и стало последним штрихом в ее туалете.

Энджи стояла в центре кухни и нервно облизывала губы, боясь сесть, чтобы не измять платье, и прикоснуться к чему-нибудь, запачкав перчатки. Ее взгляд упал на часы над столом, когда через заднюю дверь вошел Сэм, за которым следовали девочки.

У Энджи сперло дыхание и на мгновение остановилось сердце.

Слово «красивый» было слишком слабым, чтобы описать внешность Сэма нынче вечером. Можно было бы сказать, что он сошел со страниц модного журнала для джентльменов. Если, разумеется, не считать подбитого глаза. Как ни удивительно, Сэм казался вполне непринужденным и чувствовал себя легко в этой официальной одежде, как и в своей рабочей.

Он улыбался, медленно оглядывая ее платье. Взгляд его задержался на ее тонкой талии, потом на груди, четко очерченной платьем и приоткрытой низким вырезом. Ее щеки зарделись, и она было подумала, что нервы ее сдадут, когда их взгляды встретились.

– Ты выглядишь очень красивой, – сказал Сэм низким, внезапно охрипшим голосом.

Почему-то они смутились, будто снова стали чужими. Если бы здесь не было девочек, смягчавших ситуацию, никто не смог бы произнести ни слова.

– Ты совсем не похож на себя, – сказала Люси Сэму. Он со смехом опустился перед дочерью на колени.