Пока ты со мной
Шрифт:
— Я смотрю, ты наслаждаешься чтением?
Карен вздрогнула:
— Что?
— Я вижу, книга тебя всецело захватила.
Муж сел в кресло напротив.
Карен посмотрела на книгу и захлопнула ее со вздохом.
— Не знаю, зачем я вообще ее открыла.
Грег сложил руки на груди.
— О чем ты думаешь?
— А то ты не знаешь.
— О ней, да? Может быть, лучше поговорим?
Карен снова уставилась в окно. Было видно, как сквозь ветви деревьев мерцают звезды. Она попыталась собраться с мыслями и уныло произнесла:
— Я знаю, ты скажешь, что моя
— Сомневаюсь в этом, — угрюмо ответил муж.
Его тон несколько удивил жену. Обычно Грег старался успокоить ее, убедить, что она волнуется из-за ерунды, но сегодня он выглядел таким же встревоженным, как она.
— А что, если… — начала Карен. — Что, если эта женщина захочет отнять у нас Дженни?
Грег покачал головой:
— Это невозможно.
— Откуда ты знаешь?
— Естественно, я это знаю. Мы удочерили ее законным образом. Эта женщина отказалась от всяких прав на своего ребенка, она подписала соответствующие бумаги. Разумеется, я исхожу из того, что этот болван Арнольд Ричардсон не забыл потребовать у нее подпись.
— Не нужно так говорить, Грег!
— Извини. Конечно же, она все подписала.
— У меня такое ощущение, что в наши времена старые правила и законы больше не действуют, — вздохнула Карен. — По телевизору в передаче Фила Донахью без конца показывают женщин, которым удалось отсудить права на детей, брошенных ими много лет назад.
— Ну, это один случай из миллиона. Именно поэтому подобные истории и попадают на телевидение. Понимаешь, мы ведь не купили своего ребенка на черном рынке, а удочерили совершенно законно. Так что к нам это не относится.
— Меня поражают эти женщины! — возмутилась Карен. — Такое ощущение, что просто не существует срока давности, после которого они могут потребовать своего ребенка обратно.
— Срок давности существует. Я читал об этом в газете. Месяц или что-то в этом роде.
— Не месяц, а три недели, — поправила его Карен.
— Ну вот, а еще спрашиваешь.
Карен кивнула. Она никогда не забудет те три недели, в течение которых ежеминутно ожидала звонка от Ричардсона — вдруг он позвонит и скажет, что мать Дженни передумала. Все это время Карен твердила себе: не привыкай к этому ребенку, не спеши полюбить его, ведь он еще не твой. Когда же срок истек и договор был окончательно подписан, началось настоящее ликование.
— Если хочешь, я позвоню завтра Арнольду Ричардсону и изложу ему ситуацию, — предложил Грег. — Он сам тебе все объяснит. У этой женщины нет ни малейших шансов на победу в суде.
— А я считаю, что Ричардсон сам во всем виноват. Как он мог допустить, чтобы посторонний человек рылся в его картотеке?
— Уверен, что это произошло без его ведома.
— Тоже мне оправдание! — вспыхнула Карен. — Его дело — обеспечивать конфиденциальность.
Грег глубоко вздохнул, взял со столика журнал, пошелестел страницами.
— Ну вот, теперь еще и ты на меня разозлился.
— Нет, не разозлился. Просто я не могу видеть, как ты убиваешься. Ничего страшного не произошло, небо на землю не свалилось. Нужно сохранять спокойствие.
— Что-то ты сам не больно-то спокоен.
Грег не
— Грег, закон — это еще не все.
— В каком смысле?
— А что, если Дженни сама захочет уехать с ней? Вдруг она выберет Линду, а не нас… Не меня?
— Какая чушь! С какой стати она будет отдавать предпочтение чужой женщине? Нас она знает, любит!
— Ты сам видел, как она себя вела. Она просто в восторге от всего этого. Такое ощущение, что Дженни всю жизнь только и ждала момента, когда появится ее расчудесная «родная мать».
— Ты преувеличиваешь.
— Может быть. Но я так напугана. В последнее время мы с Дженни только и делаем, что ссоримся. Буквально вцепляемся друг другу зубами в глотку. Что бы я ни сказала, что бы ни сделала, ей все не нравится. И в этот самый момент появляется загадочная и совершенно восхитительная незнакомка, которая заявляет: «Я — твоя родная мать. Я всю жизнь мечтала о тебе, моя прекрасная дочурка, а ты на самом деле оказалась еще прекрасней, чем я себе воображала». — Карен вскочила и принялась расхаживать по комнате. — Теперь давай сравним. С одной стороны, старая ведьма Карен, неродная мать, которая заставляет несчастную малютку делать уроки, ставить вещи на место и так далее; с другой стороны — Линда, ласковая и нежная родная мать, которая смотрит на Дженни восхищенными и обожающими глазами. Теперь ответь мне, какую из матерей выбрал бы ты?
— Не нужно упрощать, — пробормотал Грег, отводя глаза.
— Дженни и без того в последнее время лихорадочно искала причину, по которой можно было бы меня отвергнуть раз и навсегда. А сегодня эта причина заявилась к ней сама. Я этого не выдержу, Грег. Дженни — мой единственный ребенок, кроме нее, у меня в жизни ничего нет.
Муж с размаху швырнул журнал на столик и вскочил на ноги.
— Немедленно прекрати! Ты делаешь из мухи слона. Ради бога, будь разумной.
Карен свирепо уставилась на него, но в следующую секунду из глаз ее хлынули слезы.
— Извини. Но если я даже собственному мужу не могу рассказать о своих страхах…
На его лице появилось страдальческое выражение. Грег отвернулся.
— Послушай, ты так говоришь, словно этот вопрос будет решать сама Дженни. А если тебя интересует мое мнение, мы просто возьмем и запретим ей встречаться с этой женщиной. Скажем «нет», и дело с концом. Она несовершеннолетняя, мы ее родители. В конце концов, что мы знаем об этой женщине? Может быть, она чокнутая, психически неуравновешенная. Уж, во всяком случае, нормальной ее назвать трудно — иначе она не заявилась бы вот так, без предупреждения.
— Это верно.
Карен села на диван рядом с мужем.
— Честно говоря, я вообще не понимаю, почему ты разрешила девочке встретиться с ней завтра.
Карен не ответила.
— Все очень просто. Мы запретим дочери встречаться с этой самой Линдой, и точка. Я с удовольствием сообщу этот приговор Линде Эмери. Ты никогда ее больше не увидишь.
— Нет, — вздохнула Карен. — Так поступить мы не можем.
— А что такого? Я и с Дженни поговорю. Роль жестокого отца меня не пугает.