Пока ваш подросток не свёл вас с ума
Шрифт:
«Ну что ж, — сказал я, — расскажите мне всё самое худшее».
Выяснилось, что родители Тима прошли почти все круги ада. Это было похоже на поезд, сошедший с рельсов. Тима еще не выгнали из школы, но он ходил по краю пропасти. Даже когда он бывал там, что происходило всё реже, он только курил и доводил учителей до ручки. Дома он был со всеми груб, а с младшим братом и сестрой просто жесток Они оба боялись Тима, хотя пока он больше лаял, чем кусался. Он не помогал ничего делать по дому и обычно уходил неизвестно куда, не сказав никому ни слова. Домой он возвращался несколько часов спустя,
Ян и Мэри были потрясены, напряжены, разочарованы, злы, обижены и далее по списку.
«Кажется, Тим сейчас напоминает поезд, сошедший с рельсов», — сказал я.
«Вы можете нам помочь?» — спросила Мэри.
«Что ж, я не могу изменить поведение Тима, это только в его власти, но я могу дать несколько советов, как вы можете изменить ваши действия. Преимущество в том, что вы все части одной системы: если мы заменим одну шестеренку, это повлияет на весь механизм в целом».
Затем я сказал, что мне нужно будет немного побеседовать с Тимом один на один.
Когда его родители ушли, он лениво вошел в комнату и плюхнулся в кресло. Он явно был недоволен тем, что находится здесь, и не желал со мной разговаривать. В такие моменты вам не следует быть Большой Джесси и умолять раздраженного подростка поделиться своими мыслями и чувствами. Если вы так поступите, он автоматически выиграет матч, для этого ему нужно просто сидеть и молчать.
Никогда не умоляйте подростка поговорить с вами: тогда его молчание станет вашей проблемой. Вы должны сделать молчание его проблемой.
«Знаешь, что меня бесит? — сказал я, делая очень короткую паузу, словно не желая давать ему возможность ответить. — Люди в булочных, которые стоят слишком далеко от прилавка. Я их ненавижу. У меня просто голова от них разрывается. Ты заходишь, а они стоят в метре от прилавка. Боже, ну почему? Зачем так делать? Каким безнравственным, нелогичным, неразумным должен быть человек, чтобы так поступать? А знаешь, что происходит потом? Совершенно не понятно, стоят они в очереди или просто ждут непонятно чего. Потом всё окончательно запутывается, потому что, когда в булочную кто-то заходит, они придвигаются ближе, а потом, знаешь, просто…»
И я оживленно продолжал монолог в том же духе еще минут десять без остановки. Сначала Тиму было скучно, потом моя тирада начала его раздражать, а потом он был окончательно сбит с толку.
«О чем вы, на хрен, говорите?» — наконец спросил он.
Я посмотрел на него как на идиота: «О булочных.
О чем же еще?»
Он бросил на меня сердитый взгляд: «Почему?»
«Что почему?»
«Почему вы говорите о булочных?»
«Я не говорил».
«Говорили».
«Нет, я говорил о людях в булочных, которые не знают, как правильно вставать в очередь, и размышлял,
«Но вы всё равно говорили о булочных».
«Косвенно да, но главная ветвь обсуждения была об очередях».
Интересно: именно в этот момент Тим поймал себя на том, что начал участвовать в разговоре, и тогда моментально вернулось его второе «я» — Тим Разрушитель.
«Вы долбаный псих», — сказал он так, словно это было не менее противно, чем бумажный платок, в который высморкался хирург во время операции.
Я пожал плечами: «Может, я и псих, но это не я зарываюсь в дерьмо всё глубже и глубже, так что скоро уже нельзя будет выбраться оттуда самостоятельно».
«Чего?»
«Ты меня слышал, экскаватор».
Он нахмурился, а я сказал: «Я скажу тебе, что я вижу. Я вижу парня, который на самом деле не так уж плох, но сам загнал себя в угол с дерьмом, потому что слишком упрям, чтобы признать, что выбрал неверный путь. Я вижу парня, который знает, что родители его любят, и который тоже их любит — и всё же до сих пор продолжает говорить и делать все эти мерзкие вещи, потому что не знает, как развернуть корабль. Я вижу кого-то, кому не нравится человек, в которого он превращается, но кто не знает, как признаться, что он был не прав. Даже самому себе. Я вижу кого-то, кто ведет себя как большая шишка, но чувствует, что всё вышло из-под контроля, и забыл, где находится тормоз. Вот что я вижу».
Он долго на меня смотрел, и было очень трудно угадать, о чем он думал. Потом он отвернулся.
«Да кого вообще, на хрен, волнует, что вы там видите», — сказал он.
«Я могу ответить на этот вопрос, — сказал я, — но тогда мне придется тебя убить».
Он усмехнулся, прямо как в старые добрые времена, и на этом мы расстались.
Понятно, что у этой семьи далеко не всё гладко. Поэтому я решил, что будет полезно снова просмотреть информацию о нерушимых основах, чтобы начать разрушать якобы непробиваемую стену подростковой мерзости.
Жизнь = надежда. Прежде всего, нужно помнить, что надежде всегда есть место. Пока мы живы, возможно всё.
Причуды половой зрелости. Тим прошел ровно половину пути, сейчас он находится в самом разгаре полового созревания.
Он переполнен гормонами, которые заставляют его расти и меняют всю проводку с ног до головы. Но он еще не повзрослел, и могу поспорить, что большую часть времени ему кажется, что его жизнь стала неуправляемой, и он чувствует себя несчастным.
Сумасшедший дядюшка Джек.
Ян и Мэри должны помнить, что у Тима не всё в порядке с головой. На самом деле он не такой — это просто сумасшедший дядюшка Джек. Они должны относиться к его злости как к бреду сумасшедшего.
Не целый грецкий орех. Вполне очевидно, что Тим совершает множество поступков, которые не кажутся разумными. Его рассуждения туманны, он часто «взрывается», и у него проблемы с управлением своими эмоциями. Он не взвешивает ситуацию и не учитывает риск ни в ближайшем, ни в отдаленном будущем.