Пока я мертва
Шрифт:
Я обвожу взглядом беспорядок, неубранную постель, заваленный мелочами стол и несколько вещей, оставленных на стуле. Пока меня не привлекает правая стена, облепленная черно-белыми набросками. Я подхожу ближе и узнаю каждый: Тадж Махал, индийский Храм Лотоса, Собор Святого Павла…
Наверное, Матвей относится к учебе старательнее, чем я.
Мне становится грустно. Вряд ли сейчас кто-то думает обо мне, не считая родных, исправляюсь я поспешно. Но существую ли я в мыслях тех, с кем встречалась однажды? Печалит ли их мое исчезновение? Или я была настолько эгоистична, что всем плевать?
Последнее
Я отхожу к потрепанному временем креслу и сажусь в него, ощущая запах пыли. Матвей изо всех сил пытается быть со мной любезным. Но получается у него не очень. Сказав мне несколько слов, он падает на кровать и быстро засыпает.
Даже покойник завидует его крепкому сну.
Я слежу за временем на электронных часах, прошло всего два часа, а кажется, что целая вечность. По комнате ползут длинные тени, в не зашторенные окна заглядывают едва заметные звезды. Скоро рассвет, впервые за все свое существование, я тороплю новый день.
Долгое время я приказываю себе спать, но не могу, сколько бы ни старалась. Досчитав до трех тысяч, я поднимаюсь на ноги. Не представлять же мне баранов, в конце концов.
Матвей перевернулся на спину, его тихое дыхание почти не слышно.
Кто бы мог подумать, что этот странный парень окажется медиумом.
Я приближаюсь к нему, в ворохе белого постельного белья четко выделяются черные волосы, рассыпавшиеся по подушке. Теперь я могу рассмотреть его бледное лицо.
Что-то в нем было печальное, надрывное, как в припеве какой-нибудь арии в драматическом монологе. Широкие прямые брови, одна из них разделена шрамом, слегка искривленный нос, наверное, он сломал его в детстве и четко очерченные губы с приподнятыми вверх уголками. Короткие пушистые ресницы слегка подрагивают, на веках едва-едва просвечивают голубоватые вены.
Матвей выглядит таким беззащитным во сне. Таким ранимым. У меня появляется непонятное желание защитить его от других.
Вот что делает со мной смерть.
Ведь раньше меня совершенно не волновали мирские проблемы. Совершенно. Но я действительно могу помочь ему устроиться на новом месте. Могу помочь наладить отношения с местными жителями, могу даже пожить с ним…
Я прерываю себя.
Ты найдешь Матвею спокойный уголок, где-нибудь, ну, например, в Англии, и все. Я знаю, один живописный городок, его неторопливый, и размеренный уклад как раз подходит для человека со странной способностью видеть духов. И население подходящее, всего шестьсот человек! Если кто и умрет, то сразу окажется на кладбище, ни о каких неоконченных делах и речи не идет.
Я опять смотрю на Матвея. Не давая себе времени подумать, я убираю с его лба челку, пряди шелковистых волос проходят через мои пальцы.
Вздрагивая, он хмурит брови, но не просыпается.
– Что ты делаешь?! – рявкает мне в самое ухо фэльсар, и я резко выпрямляюсь, подскакивая на месте, – Дурной пример брата покоя не дает? – скучающим голосом интересуется Артур, разглядывая когти на своих лапках.
Желание его убить возвращается.
– Ты меня напугал, – раздраженно отвечаю я и отхожу к окну, – И мой брат не должен тебя беспокоить, – я выглядываю на улицу. С пятого этажа я могу разглядеть супермаркет, его вывеска освещает разноцветными рекламными
– Согласен, – вдруг соглашается с моими мыслями Артур, – Что-то во всей этой истории не вяжется.
– Что именно? – перехожу я на шепот, замечая, как Матвей начинает ворочаться в постели и беру со стола альбом, шероховатая поверхность касается моих пальцев.
– Разве твой отец не должен был почувствовать рождение бессмертного? – фэльсар присаживается на столешницу, и вопросительно смотрит на меня. Пока Артур об этом не сказал, я даже об этом не подумала.
– Да и защитный амулет дают только старейшины,– как бы, между прочим, произносит Артур, – Без него твой племянник беззащитен, – я вспоминаю пятилетнего малыша.
Мишка просто идиот, что не рассказал нам, подвергая жизнь своего ребенка такой опасности.
Я злюсь на него, пока мое внимание полностью не переключается на другое.
– Ты прав, – я перелистываю альбом, все рисунки выполнены углем, ни одного цветного пятна. Только плавные переходы от совершенно черного цвета к серому. Не надо быть специалистом, чтобы понять, у этого талантливого парня проблемы.
Я захлопываю альбом и кладу его на место.
– Но здесь всё не так просто, – говорю я и возвращаюсь обратно в кресло.
– А что сложного? – следует за мной фэльсар, я закрываю глаза, чтобы набраться терпения.
– Всё! – повышаю я голос, – Начиная с того, что мать моего племянника человек, – обреченно заканчиваю я, открывая глаза. Артур зависает над люстрой, рассматривая что-то на потолке.
Наверное, тоже не хочет продолжать наш бестолковый разговор. Несколько часов проходят в полной тишине, и когда неожиданно срабатывает будильник, я не спешу вставать со своего места. Я слежу, как Матвей сбрасывает с себя одеяло и садится в постели.
– Ты здесь, – хриплым ото сна голосом произносит он, замечая меня, и проводит ладонью по лицу. У него длинные утонченные пальцы художника. Его глаза еще полусонные, но Матвей поднимается на ноги. На часах полшестого утра. Я вижу, что Матвей жалеет, что все это не сон, и я никуда не исчезла.
– Мы здесь, – эхом повторяю я за ним и нагло улыбаюсь, закидывая ногу на ногу. Так мне привычней всего. Так я обретаю уверенность. Почему-то меня охватывает волнение.
Матвей не глядя на меня, выбирает чистые вещи в комоде и выходит за дверь. Тонкая полоска электрического света загорается в темноте. Не смотря на неодобрительный взгляд Артура, я иду следом.
Звук льющейся воды в ванной комнате заставляет меня остановиться и прислушаться. Какой смысл быть призраком, если не подглядывать за живыми? Но я сдерживаю желание заглянуть внутрь, хотя бы одним глазком, и прохожу мимо.
На кухне, Матвей успел включить лампу, уютный островок света выхватывает на столе завернутый в пакет хлеб, блокнот с шариковой ручкой внутри и женские очки. За окном еще темно.
Я осторожно присаживаюсь на табуретку, вспоминая наш большой дом, около моря, его уже давно не существует, но я до сих пор помню нагретый солнцем деревянный пол кухни и запах сладкой выпечки, витающий в воздухе. Тогда мама была еще с нами. Тогда мы все были счастливы.