Покаяние пророков
Шрифт:
Он не сказал, а возможно, не знал, что обратно таким же образом несли контрабандную пушнину, золото и камни-самоцветы. Все это попадало в руки московского купечества, состоящего на девяносто процентов из старообрядцев. А уже от них, по своим каналам, — раскольникам в Румынии, Болгарии, Черногории и Словении, которые продавали все это по Европе.
— Ну дак чего дальше? — спросил Космач, накрывая стакан ладонью — Палеологов тянулся к нему горлышком бутылки. — Я пью один раз…
— Дальше?.. Ты не мог не слышать о такой тропе. Всю историю у кержаков было… своеобразное братство
— В старое время было. А сейчас-то уж какая тропа?
— Но она же была!
Идти в полный отказ — мог не поверить: на самом деле Соляная Тропа своим европейским концом уходила в Карелию и Финляндию. Русский Север был также привязан к ней из экономических соображений.
— В детстве слышал от стариков. — Космач смел с бороды крошки, выпутал кусочек колбасы и съел. — Странники проходили…
— А слышал, на этой тропе намоленные камни есть? Будто из одного конца в другой, и кто знает их, проходит по всему пути беспрепятственно?
Он слишком много знал для простого, даже знакомого с президентом, обывателя. Такие камни действительно были, а намаливали их сонорецкие старцы, чтоб всякий странник мог с Богом разговаривать. Существовало даже поверье, что они обладают свойствами магического круга: если встать на него, то никакие анчихристовы силы тебя не достанут. Говорили, будто путники прятались на них от всевозможных карателей и разбойных людей.
— Да всякое болтают. Токмо все это — бабкины сказки.
— Ярий, нас судьба свела вот так, у постели умирающего, за этим столом. — Палеологов подбирал слова. — Мы два русских человека… Не будем хитрить.
— А чего мне хитрить? — От еды и питья в шубе становилось жарко. — Сам говоришь, сорок лет… Мне почти сорок и есть, дак чего я помню? Люди какие придут — нас на печь загонят.
— Но ты же слышал о Соляной Тропе, о камнях и сонорецких старцах?
— Слышал-то слышал… Но сам-то никуда не ходил. Десятый год шел, когда тятя в леспромхоз подался.
Кажется, более сильных аргументов у предводителя не было.
— Да… Очень жаль… А остались еще кержаки, которые ходили? Из твоих знакомых?
— Поспрашивать надо, поди, остались.
— Ты не мог бы сделать это для меня? Разумеется, не бесплатно. На лесе много не заработаешь, а вдруг поймают на воровстве?
— Дак иди сам-то и поспрашивай.
Палеологов рассмеялся весело и настороженно, в голубых глазах блестел лед.
— Ну да, пустите вы, дождешься! Воды напиться не дадите.
— Ежели в таком образе придешь, никто не даст.
— А какой у меня образ?
— Блядолюбивый.
— Это как же понимать? Космач для порядка засмущался.
— Скажу, дак обидишься еще…
— Говори, не обижусь!
— Бритый ты, лицо голое, как у бабы.
— При чем здесь… блядолюбивость? — мягко подкрадывался Палеологов. — Если нет бороды, значит, сильно женщин люблю?
— В том-то и суть, не женщин. Женщин любить — хорошо…
— А кого еще?
— Мужиков…
— Ну ты скажешь!
— Не я это говорю, старые люди, — начал оправдываться Космач. — В былое время коль человек
— Все, отпускаю бороду! — засмеялся сквозь лед подозрительности. — Ну, что, можешь выяснить насчет Соляной Тропы?
— Могу, конечно…
— Теперь ведь по ней никто не ходит, и кержаки от властей не скрываются… Никакой тайны нет.
Он имел очень слабое представление о Тропе, понимал ее географически, как дорогу или определенный в пространстве путь, известный лишь староверам.
— Ой, паря, мы с тобой не просидим тут? — спохватился Космач. — Ну как очнется академик?
— Мне позвонят. — Кажется, Палеологов терял интерес к умирающему. — Ну так что, Ярий? Тысячи долларов хватит для начала?
Каждый второй вкусивший цивилизации кержак согласился бы на такое предложение, не думая о последствиях, ибо Тропа эта в их сознании была никому не нужной и архаичной. И уйти по ней было нельзя…
Еще бы и радовался, что дурака надул…
— Не, ты дай мне нашими.
— Хорошо, дам нашими. И еще… Ты на самом деле собираешься протащить академика сквозь хомут?
— А вот это тебя не касается, — резко сказал Космач. — Коль позвали, значит, люди верят.
— Да ничего, делай что хочешь, — мгновенно сдался предводитель. — Есть только одна просьба… Будет возможность, спроси у Академика имя человека, который написал труд под номером 2219.
У подъезда они снова попали под камеру, телевизионщики наглели все больше, снимали крупным планом, лезли объективом в лицо — борода будет во весь экран…
— А леший бы вас побрал, изверги! — беззлобно выругался Космач, затыкая ладонью черный глаз камеры.
Когда они вернулись в квартиру, Цидик еще не пришел в себя и оставалось время все хорошо обдумать. Космач прикинулся, будто дремлет после крепкого ужина, и даже шапку уронил на пол.
За кем охотится этот дворянин, было ясно, а также становилось понятно, что придуриваться все время не удастся: стоит Палеологову хоть на минуту усомниться в нем, и, дошлый, въедливый, он раскроет его через ту же секретаршу, которая знает, кто этот кержак на самом деле. В таком случае следовало бы чуть-чуть опередить и раскрыться самому, чтобы посмеяться и получить возможность наступления. Или как-то предупредить Лидию Игнатьевну, чтобы держала язык за зубами.
Единственным утешением в этой ситуации был определенный и значительный вывод: самозванец, сидящий сейчас в срубе, не имеет отношения к предводителю, иначе бы зачем он искал Соляную Тропу, когда его человек давно стоит на ней и, мало того — забрался в один из самых потаенных скитов А Космач поначалу связывал их: богатенький предводитель вполне мог зафрахтовать вертолет, экипировать, придумать легенду и забросить своего соратника поближе к Полурадам, чтоб ног не бил, и ждать результата. Однако Палеологов никак не мог сфальсифицировать записку Космача, поскольку не знал, чья диссертация зашифрована под номером 2219. И будь у него хорошие отношения с Лидией Игнатьевной и самим академиком, узнал бы элементарно.