Покаяние пророков
Шрифт:
В принципе, Палеологов был не опасен, от его устремлений сильно попахивало авантюризмом молодых, малообразованных, но состоятельных и в какой-то мере романтичных людей. Можно было хоть сейчас раскрыться, поставить его в дурацкое положение, посмеяться и послать. Но он искал Соляную Тропу и готов был вкладывать деньги не из спортивного интереса…
Между тем шел уже двенадцатый час ночи, и Палеологов, сидящий напротив, вроде бы заснул, откинув голову на дверцу шкафа, — успокоился, что подрядил настоящего кержака, или тоже прикидывался?..
Космач пересел к аспирантке — предводитель не шевельнулся.
— Тоже
— Я была у него, — безрадостным шепотом вымолвила она. — Дежурю тут, на дверях…
— Тяжело тут тебе?
— Иногда кажется, с ума сойду… Люди приходят какие-то неживые, запах смерти — не вынесу.
— А ты молись, читай «Отче наш» про себя.
— Читала, не помогает… Вы тоже устали?
— Ничего, я привычный.
— Идемте, покажу место, где можно прилечь и отдохнуть. Академик очнется неизвестно когда…
— Тихо, человека разбудим… Пошли, показывай.
Когда выходили из передней в зал, Палеологов остался в прежнем положении. Аспирантка наугад, в темноте, прошла в какую-то боковушку и открыла дверь.
— Вот здесь тахта…
Космач взял аспирантку за руку, усадил рядом с собой.
— Ты знаешь, кто я?
Она смутилась, в сумеречной комнате взгляд ее показался обиженным и пугливым.
— Я вас боюсь…
— Нет, ты мне скажи, тебе известно, кто я и откуда приехал?
— Сказали, ученый…
— Слушай меня. Ни под каким предлогом не говори этому господину Палеологову, кто я на самом деле. И Лидию Игнатьевну предупреди. Для него я — кержак из Архангельской области.
— Мне сказали, вы откуда-то с Урала, что ли…
— А ты скажи, кержак архангельский.
— Не понимаю… Кто кержак? — Она была еще и бестолковой…
— Я! Я кержак. Приехал из деревни. Скажешь так, если вдруг спросит.
— Я ничего этому… господину не скажу, — вдруг заупрямилась аспирантка.
— Почему?
— Он хам и наглец! Его никто не звал.
— Что же не выгоните? Она смутилась.
— Не знаю… Будто бы Мастер хорошо о нем отозвался. Будто он всегда говорит правду, как божий человек… Я точно не знаю, Лидия Игнатьевна так сказала.
— Ничего себе! Я думал, проходимец и авантюрист.
— Я тоже так думаю… Но академик спрашивает о нем, когда приходит в себя, а мы не знаем, что делать.
— Хорошо, иди, а я подремлю тут.
Он вытянул ноги, расслабился и вроде бы начал дремать, как вдруг в зале послышались торопливые шаги и легкая суматоха,
— Академик очнулся! — сообщила секретарша. — Идите к нему!
В зале уже стоял Палеологов, перекрытый спиной аспирантки. Смотрел и улыбался, словно готовился задать каверзный вопрос.
— Принесите-ка мне хомут! — приказал Космач.
— Какой… хомут? — опешила Лидия Игнатьевна.
— Да на улице, возле двери прикопанный! Токмо живо!
— Леночка, спустись вниз и принеси, — распорядилась она.
— И сюда к нам не суйтесь! Караульте, чтоб близко никто не подходил!
Космач раскрыл дверь в кабинет и чуть не задохнулся от запахов; пришлось втягивать воздух ртом и очень осторожно, чтоб не тошнило. Цидик лежал неподвижно, с закрытыми глазами, и напоминал мумию.
— Мартемьян, — даже не шевельнув губами, проговорил он. — За мной пришел…
— Моя фамилия — Космач, — представился вошедший. — Юрий Николаевич.
— Да, помню… Я не обознался.
Подозрение, что слова академика — бред, тут же улетучилось. О его памяти и способностях складывали легенды, говорили, будто академик наизусть читает летописный свод «Повесть временных лет», умеет одновременно говорить, слушать и писать.
— У вас много вопросов ко мне, не так ли? — Он был абсолютно неподвижен и смотрел в потолок не моргая, отчего становилось неприятно. — И я хотел бы на них ответить.
— Вопросов у меня нет, — сказал Космач, присаживаясь на стул в некотором отдалении от постели Цидика. — По крайней мере, таких, которые хотелось бы задать умирающему человеку.
Тот помолчал и вроде бы скосил глаза в его сторону.
— Да… Я не ошибся, вспомнив о вас, Юрий Николаевич. В таком случае сам попытаюсь спросить и ответить… Я виноват перед вами.
— Не гожусь я на роль судьи. Тем более не собираюсь осуждать вас, академика и нобелевского лауреата.
— И еще интеллигента номер один… Меня так теперь называют.
— Слышал…
— Вас это возмущает, я знаю. Или вы просто смеетесь?.. — Он повернул голову, но взгляд, как гирокомпас, не повиновался движению. — Нет, вы не можете смеяться над старым человеком. Над позором старца… Поэтому я и разыскал вас. Вы — не судья, нет. Судья сейчас ожидает в передней… Видели там молодого человека? Его фамилия Палеологов… Всю жизнь ждал его. Вас и его… Он явился сам, мой Судья. Он не хам, не подлец и даже не авантюрист — Судья! И образ не имеет значения… А вас пришлось разыскивать… Но так и должно быть. Пришел и сказал. И покатилось колесо… Правду сказал, не могу я умереть… Так и будет корежить… Умирать следовало, когда час пробил… Да… Я, как царь Ирод, младенцев избивал. Вот и вас отдал на заклание… Но были обстоятельства, которых сейчас нет. Для меня их больше нет! Я снял с себя крест… Теперь могу говорить.
Роговые веки его приподнялись, и глаза чуть ожили. Если он и видел Космача, то лишь боковым зрением.
— Да… Поздно… Я должен был еще тогда… Впрочем, нет, еще раньше увидеть вас… И сделать своим учеником. А я не заметил/.. Даниленко прикрыл вас, спрятал в пещере, как волчонка, и выкормил… Смотрел ваши первые статьи… Ничего особенного… Обвел меня, хохол…
Цидик перевел дух и наконец-то взглянул прямо.
— Почему вы… молчите?
— Слушаю, — в бороду обронил Космач.
— Хорошо… Слушайте. Вы сделали открытие, я это подтверждаю и сейчас, перед смертью… Но в русской истории… тем более в наше время, не делают открытий. Невозможно… Тогда я выступил резко отрицательно… Жестокость и несоразмерность наказания — признак неправого дела, лжи и зла… Это я цитирую вас… И вынужден согласиться с вашими определениями… Археология русского языка, древность и величие… Переходные фазы русской истории… Раскол и война против Третьего Рима… Смена элит… Все ваша концепция. Видите, до сих пор помню… Но она противоречила всей исторической науке… Сложившейся научной традиции. Она касалась и моих взглядов… Но, поверьте, не это стало причиной. Ваше открытие рушило все, что было создано за столетия… Да, я понимаю, у вас не было злого умысла. Скорее наивный романтизм, но именно от него всегда исходит угроза… И самым опасным была доказательная база, вновь открытые источники, фотокопии…