Покаяние. История Кейса Хейвуда

Куин Меган

– Ага, вы всегда такой, – она уперлась в бока кулаками, подвернула губу и

прищурилась на меня.

Если бы я не чувствовал, будто меня кто–то поднял и разорвал на части, я бы

рассмеялся над ее восприятием меня.

– Не думаю, что я выгляжу так.

– Ну, не совсем так, – ответила она, теперь с двумя перевязанными руками. Она

махнула в воздух кулаком и запрыгала вокруг меня. – Жаль, как цветок, порхай, как пчела,

– сказала она, еще раз ударяя.

– Что? – переспросил

я, озадачено.

– Ну, знаешь, Мамала–лади.

– Мама–что?

– Бум, бум, бум, – сказала она, ударяя по моему бедру. – Я порхаю, как пчела.

Смотри на меня, – она попрыгала вокруг меня еще немного, а потом до меня дошло.

– В смысле, Мухаммед Али?

– Точно, – сказала она, все еще вытанцовывая вокруг меня, добавив еще

несколько жалких ударов к смеси.

– Думаю, ты имела ввиду «порхай, как бабочка, жаль, как пчела».

– Точно. Пау, пау, пау. Я – чемпион.

Я вел ее к боксерским грушам, пока она продолжала прыгать.

– Полегче, киллер. Для начала, давай научимся правильно бить.

Я провел добрых десять минут с ней, игнорируя подавляющее чувство

дискомфорта и ярости. Ярости за то положение, в которое поставил Мэделин, жизнь без

отца, жизнь, сравнивая других мужчин, которых, как она считала, хотела бы в качестве

отца.

Боль была поглощающей. Боли в сердце было слишком много. Есть только

единственный способ, как я считал, избавиться от этого обволакивающего ощущения

полной ненависти к себе. Пришло время позвонить парням.

Глава 24.

Мое прошлое…

Влажность впитывалась в мои поры, когда ранний утренний свет пробивался по

переулкам Нового Орлеана. Ассенизаторские экипажи носились вверх и вниз по улицам,

смывая грехи предыдущей ночи, подготавливаясь для нового начала нового дня.

Мускусное дерьмо и желчь, разбросанная по бордюрам, и влага, блестящая на кирпичных

стенах, демонстрировали грубый накал лета в Луизиане.

Я чувствовал кровопролитие, которое ожидало меня. Воздух был наэлектризован

насилием, пока я ждал на своем обычном месте, выбранном мною месте, где никто не

посмеет побеспокоить то, что происходило там.

Зло таилось в темном и мрачном переулке, который я выбрал. Злобные и

уродливые

преступники промышляли в подобных переулках, и именно для этого я был

здесь.

Сегодня годовщина смерти Маршала Дункана. Годовщина моего самого

большого сожаления. Годовщина того дня, когда я позволил своей душе ускользнуть от

меня, и день, когда я поклялся небесам, что буду наказывать себя до последнего вздоха.

Единственный способ отметить это день, единственный способ, что я знал, и это

потеряться в боли.

Тяжелые шаги раздавались по мощеным улицам. Я знал эти шаги. Они

принадлежали огромным, устрашающим мужикам в ботинках со стальными носками и

железными кулаками. Они принадлежали мужикам, которым я платил, чтобы пришли и

выбили из меня дерьмо.

Как обычно, они повернули за угол, одетые в черные штаны и футболки,

пощелкивая своими костяшками и выглядя голодными. Я хорошо платил им за нападение

на меня, чтобы заставить меня забыть. Иногда я дрался в ответ, ударяя несколько раз то

тут, то там, ничего слишком повреждающего. Я сохранял это для груш, кое–что, о чем я

должен был подумать, когда вставал лицом к лицу с Маршалом Дунканом.

Я прислонился к стене одного из зданий, окружающего переулок, когда они

подошли ко мне.

– Неплохо выглядите, мистер Хейвуд. Еще один год прошел неплохо.

Я разглядывал внешность Винни и сказал:

– Как жена?

– Только что родила близнецов.

– Да ну, – я покачал головой. – Они твои?

Прежде чем я заметил приближение, Винни занес свой кулак назад и ударил

прямо в челюсть, отправляя меня на землю. Боль отрикошетила во мне, – пьянящая боль,

желанная боль.

– Вы чертовски хорошо знаете, что они мои, – ответил Винни с весельем в

голосе.

Я встал и стиснул челюсть.

– Бля, должен был догадаться, что у тебя появилось время потренироваться, если

жена только что родила.

– Должен оставаться в форме для миссис, – Винни размялся, красуясь своим

громоздким телом. Его основная масса не определялась, поскольку он слишком любил

итальянскую стряпню своей жены, но под тонким слоем лазаньи было несколько мышц,

которые могли нанести приличные повреждения. Я кивнул другим двум мужиками,

которых Винни привел с собой.

– Новые головорезы?

– Познакомьтесь с моими племянниками, Джонни и Марко.

Я наклонил в их сторону подбородок, а потом повернулся к Винни.

– Приятно, что ты оставляешь работу в семье.

– Все для семьи, – ответил Винни, выкладывая весь свой сильный итальянский

акцент. – Покончили с чаепитием?

– Да, сделайте все хорошо. Они знают правила?