Покаяние. История Кейса Хейвуда
Шрифт:
Спокойствие, которое она дарила мне, было ошеломляющим. Я хотел доверится
ей. Я хотел вырвать к черту сердце из груди, положить его на тарелочку, и позволить ей
наблюдать, как он истекает кровью. Я хотел, чтобы она узнала обо всех моих грехах, но
мысль, что она не поймет меня, что не войдет в мое положение, была слишком
подавляющей. Этот день стал самым лучшим, которые были у меня за длительное время, и
если я позволю ей войти, если я даже позволю ей увидеть, как истекает мое сердце, а она
не
Поэтому вместо того, чтобы торчать здесь, я сказал:
– Мне, наверное, стоит уйти.
Болезненное выражение на ее лице дало мне понять, что я обидел ее, после ее
признания. Вина омывала меня, но так будет лучше, лучше оборвать все оковы до того, как
произойдет что–то серьезное между нами, до того как она откажет мне.
– Спасибо за мультик, – произнес я неловко, пока вставал.
Пока я направлялся к двери, я слышал тихую поступь Лайлы по неровному,
деревянному полу. Ее тепло притягивало меня, практически рвануло меня в
противоположном направлении, но я отказал себе в удовольствии повернуться. Я не мог. Я
не мог снова увидеть боль в ее глазах.
– Подожди, – сказала Лайла, схватив меня за руку. Она развернула меня и
оттолкнула от двери. Она встала на цыпочки и прислонилась ко мне, все еще удерживая
мою руку рядом со своим бедром. – Я не понимаю тебя, Кейс. Я не понимаю, что
случилось с тобой в прошлом, отчего ты такой тихий, такой обособленный, но ты мне
нравишься. Я хочу посмотреть, куда это приведет, и я знаю, ты чувствуешь то же самое. Я
вижу это в твоих глазах.
Крепко закрыв свои глаза, я прислонился головой к двери и попытался найти
мужества и попрощаться, проложить расстояние между нами, но я ничего не нашел. Я
бесхребетный.
– Ты не должен ничего говорить, – уговаривала Лайла. – Просто знай, что когда
будешь готов – я здесь,– она погладила мою челюсть и опустила подбородок вниз, где ее
губы прижались к моим.
Все мое херово тело растворилось в ней, и я крепко вцепился в ее бедра,
притягивая ближе, чтобы мог почувствовать каждый изгиб ее тела. Ее мягкие губы
скользили по моими, пока я не раскрыл свой рот и не лизнул стык ее губ, умоляя впустить
меня.
Она сдалась со стоном и приоткрыла рот. Я перекатил ее так, что она оказалась у
двери вместо меня. Своими бедрами, вжимающимися в нее, я приковал ее к стене и провел
руками вверх в опасной близости от ее груди. Ее руки нашли петли ремня на моих
джинсах и притянули меня ближе.
Низкий стон покинул ее горло, затуманивая мой разум, подбадривая меня
двигаться дальше, по–настоящему исследовать ее тело, но тоненький голосок в
подсознании препятствовал мне.
Я знал, что мне нужно отойти. Вина за то, что я наделал
меня. Я не заслуживал ее нежности, ее доброты, ее сексуальности.
Раздосадованный оболочкой жизни, которая осталась от меня, я отстранился и
прижался руками к двери, обрамляя ее лицо. Ее губы припухли, а глаза застеклененли от
жара, пылающего между нами. Он выглядела настолько сексапильно, что пришлось
задействовать в себе все, чтобы не взять ее у двери.
– Я должен идти, – произнес я нежно, опуская голову, чтобы она не заметила
желания в моих глазах.
– Я не хочу, чтобы ты уходил.
– Не усложняй, Лайла.
– Как это я усложняю, когда ты тот, кто уходит?
– Ты не знаешь меня, Лайла. Дохрена дерьма тащится за мной, и я не позволю
тебе связываться с этим, – я глубоко вдыхаю и встречаюсь с ней глазами. – Спасибо за
один из лучших дней, каких у меня не было очень давно.
Сжимая ее подбородок, я оставил нежный поцелуй на ее губах, потом аккуратно
отодвинул ее в сторону, чтобы выпустить себя из квартиры. Каждый шаг, которым я
прокладывал расстояние между мной и Лайлой, отдавался болью, но я знал, что все делал
правильно.
Лайла была такой женщиной, которая находилась рядом, которая могла
уничтожить мужчину одним только взглядом, и если я впущу ее, если позволю пройти
сквозь свои стены, я понимал, что она разрушит меня к чертям собачьим. Пускай я и живу
в боли и сожалении, я не готов подвергнуть себя сокрушительному удару, который она
нанесет по мне, если уйдет. Это тот вид боли, от которого я понимал, не смогу оправиться.
Глава 27.
Мое настоящее…
Общественный центр затих. Свет был выключен, кроме единственного, который
освещал скамейку в «Туманной комнате», и над единственной боксерской грушей. Все
девочки ушли, и я остался один, чтобы закрыть все.
День тянулся, трепет от обучения боксу других людей был украден в ту минуту,