Показания Шерон Стоун
Шрифт:
Вот начала сморкается, значит затихает.
Вика задумчиво, как бы невзначай, роняет:
– Значит, ты меня тоже хочешь так…
– Это нельзя. Ты сама сказала.
– «Нельзя» – еще не обозначает нельзя.
– Тогда – можно?
Он воодушевлен – и сразу тупеет от счастья:
– Скотч на рот, скотч на глаза…
– Однако… Однако… – произносит Вика.
И снова пальцы Вики с ненавистью впиваются в чуб Чепеля!
– Я не такая шваль, как она, чтобы меня брать сзади, поймешь
Любит Петр Иванович Зубок маленькие неприметные кафе, любит. Это его большой стиль, так сказать. И столы любит скромные, сталинско-лагерное воспитание. Чтоб минералочка стояла – и ничего больше, здоровый образ жизни.
Темик объясняет причину, почему потревожил старика:
– Получается именно так… Григорий не так нас хочет построить. Уже намек дал.
– Что за намек?
– Да было дело в баньке, стыдно рассказывать. Такое не прощается… Запидарасить нас хотел Амфитамин.
– Вот оно как! – оживляется Петр Иванович.
– Что ты там про любимцев богов частенько говорил, напомни-ка…
– Уходят молодыми?
– Уходят не женившись, так правильно будет. Получишь хороший кусок, не обижу. Потом свалишь куда-нибудь в Австрию. А если женюсь на Мариночке – до конца жизни никто тебя не тронет.
Зубок кивает:
– Ладно, располовиним…
Делает глоток воды и потирает руки.
– Ух, кураж опять нашел… Страшный я человек, если разобраться, страшный. Если сказал располовиню – значит, полтрупа и будет. Ни больше, ни меньше.
Так могут говорить только профи высокого класса. Знает себе цену старик, не вякнешь против.
Он легко вскидывается и протягивает руку для прощания. Она холодная как лед, жил-то совсем не видно, такая беломраморная вся, мертвяцкая.
Темик, поежившись вслед старику, думает:
«Пора и тебя убирать, Иваныч, чует сердце, пора. Слишком много чего ты знаешь, страшный человек».
Между тем, все исполнил Зубок точь-в-точь…
Господин Вонялкин в ночь перед прощанием с Амфитамином прихворнул чего-то, так что друзья сидели до утра втроем.
Вернее, сидели вдвоем – Темик и Семик. Амфитамин, понятно, лежал. Ну, положено покойнику лежать, все дела.
Набрались друзья, конечно, изрядно – горе-то великое.
…Семик смахивает слезу, вглядываясь в лицо покойного:
– Катанул, значит, Григорий.
– Да, все под Богом ходим…
Семик поежился:
– Ну да. А у Бога в руках – калашник.
– Не попал в Кремль Григорий… Все-таки гнида он был, чего говорить…
– Так может правильно его… располовинили?
Поднимают стаканы.
– Ну, ладно, давай…
– Может и правильно. А ты
– Выходит правильно… – отмахивается Семик. – Какая-то муха летает! Что у него за дом такой!
– Точно, не дом, а козлятник! Одной ногой в Кремле – а мухи по дому летают.
Они пытаются поймать муху, не получается.
– Ну, это они на навоз слетаются, – догадался Темик. – Против закона природы не попрешь.
Семик снова поежился:
– Не пойму, как он без задницы тут лежит…
Темик держится веселее, хихикнул:
– Да уж. Задницу покойного искали на телеграфных проводах. Вместе с ногами. Мож заметочку такую дать в газету? В журнал этот… как его…
– «Форбс». Не, лучше про то как сэкономили ботинки и трусы на похоронах…Зато рожа цела осталась.
Темик вглядывается в лицо покойного.
– Да, подонок был еще тот. Четыре раза грохали – и вот свершилось. Ну, Сема, теперь мне придется продолжить начатое дело.
– Какое дело?
– Предложение было мне, Сема от Мариночки от Сергеевны. Как раз за две недели до того.
Семик поражен:
– Да ты че, Тема?! А почему не мне?
– Любовь такая штука – сердцу не прикажешь. Спросила: вы меня Артем Федорович, надеюсь, не оставите без мужского внимания, если чего?
– Теперь ты кремлевский житель, значит?
Темик отмахивается:
– Мух-то налетело!
– Примета такая – значит, говно был человек при жизни. Мухи, они все чуют, вот и летят…
Вдруг поменял тон:
– Слышь, Тема, а ты как Сергеевну будешь того… ну, типа эротика… Она – молодая… Ей же требуется…
– И чего?
– Мне Буренкова говорила… И эта говорила, как ее… Элеонора… И девки с Таганки говорили… Особенно эта, косенькая…
– Чего говорили?
Семик показывает пальцем вниз:
– Ну, что это…
– Да ладно, не тот базар ты слушаешь! – Разлил. – Давай лучше за Григория…
Выпили мирно, но Семик опять тупо гнет свою линию, не угомонится никак:
– Слышь, Темик… Мне Буренкова говорила, что у тебя того… Ну, не фурычит у тебя там… А если у тя на пол-шестого, так может мне поджениться? Чего девку зря упускать? Мы ж одна команда.
– У меня там в порядке. С чего ты взял?
– Ну, Буренкова говорила… И девки с Таганки болтали… Особенно эта, косенькая… Как ее…
– Не могла Буренкова такое сказать. Она баба, что надо. Не говорливая.
Семик долгим взглядом смотрит на друга.
– Сказала же. Позавчера сказала.
– Слышь, друган. Помолчал бы, а? Тут такое дело, Григорий катанул, а ты?
– Скажи как мужик мужику: как тебе жениться, если у тя на пол-шестого, а? Давай, лучше я подженюсь.
– Че ты заладил: пол-шестого, пол-седьмого! У тя самого как?