Покер с акулой

Донцова Дарья

В «Новой Московской Надежной» кипела работа. Контора выглядела солидно. Повсюду кожаная мебель, изящные светильники и снующие с деловым видом сотрудники. Увидевшая меня девица расцвела и проникновенно спросила:

– Прошу, в чем проблема? Впрочем, какой бы она ни оказалась, мы ее обязательно разрешим.

– Даже так? – усмехнулась я. – А вдруг я хочу получить за комнату в бараке с земляным полом двухэтажный особняк в Подмосковье?

Но девчонка не сдавалась. На ней был красивый деловой костюм с прямой юбкой, прикрывающей колени. Волосы причесаны

без особых затей, просто хорошо сделанная стрижка, и на лице никакой экстремальной косметики. Все в светло-коричневых тонах. Весь облик девицы говорил о некоторой старомодности и полнейшей надежности.

– Наше агентство работает на рынке жилья уже десять лет, – пела девица заученный текст, – и ни одна из наших сделок не была оспорена в суде. Надежность, честность, тщательная проверка и аккуратное составление бумаг – вот киты, на которых стоит «НМН».

Потом она помолчала секунду и спросила:

– А у вас правда комната с земляным полом?

Я рассмеялась:

– Нет. Моя подруга Светлана Бурлевская продавала через ваше агентство квартиру, и теперь я хочу, чтобы со мной работал тот же риэлтор, что и с ней.

– Нет проблем! – с энтузиазмом воскликнула секретарша и включила компьютер.

Но вскоре выяснилось: никакая Бурлевская в «НМН» не обращалась.

– Давайте посмотрим по адресу, – предложила девчонка и оказалась права.

На мониторе тут же высветилась информация о продавце. Только фамилия оказалась иной – Ломакина. Но имя совпадало – Светлана Родионовна. Впрочем, недоразумение сразу выяснилось.

– Она была Бурлевской в браке, – пояснила служащая, – вот в домовой книге указана под этой фамилией. А после развода вернула себе прежнюю – Ломакина, под ней и совершала сделку.

Сочетание «Светлана Родионовна Ломакина» показалось мне знакомым. Прокрутив быстро в уме, где могла ранее слышать про эту женщину, я, так и не вспомнив, приготовилась записывать адрес. И тут я получила ошеломляющую информацию! Ломакина теперь обитала в соседнем с нами доме, во второй блочной башне, той, возле которой помещался хлебный ларек. И я моментально вспомнила, почему мне так знакомо имя этой женщины. Светлана Родионовна Ломакина – это она безостановочно звонила мне ночью, ошибаясь номером. Это к ней, кипя от негодования, я понеслась, не дожидаясь утра. Это она скончалась на моих глазах.

ГЛАВА 20

К Монахову я побрела, плохо соображая, что к чему. Жил мужик в отвратительном доме барачного типа. Лифта в пятиэтажке не было, окна лестничных клеток смотрели на мир выбитыми стеклами, а на подоконниках стояли пустые жестянки из-под дешевого пива, набитые доверху окурками. Очевидно, здесь жены разрешали мужьям курить.

Оказавшись на втором этаже, я попала в длиннющий коридор, по обе стороны которого находились обшарпанные, совершенно одинаковые светло-коричневые двери. Номеров на них не было. Оставалось только удивляться, каким образом гости находят нужные комнаты. Именно комнаты, потому что за дверями скрывались не квартиры.

Это стало понятно, когда я, миновав два зловонных туалета, уперлась в кухню.

Никогда до сих пор не встречала подобного помещения. Большое, почти тридцатиметровое пространство было густо утыкано столиками и плитами, под потолком натянуты веревки, с которых свешивались детские ползунки, мужские трусы и устрашающего вида женские лифчики, сшитые из розового атласа. Запах щей и жарящихся котлет смешивался с ароматом влажного белья, и я почувствовала, что в носу засвербело.

Молодая черноволосая и черноглазая девушка, помешивающая что-то в помятой алюминиевой кастрюле, повернулась ко мне и спросила с сильным акцентом:

– Ищешь кого?

– Андрей Монахов где живет?

– Он кто? Беженец? Чечен?

– Нет вроде, – растерялась я, – русский, москвич.

– Тогда не знаю, – потеряла ко мне интерес девушка и вновь занялась кастрюлей.

Я вышла в коридор и постучалась в ближайшую дверь. Она подалась под рукой, и перед моими глазами предстали четыре мужика кавказской национальности, самозабвенно играющие в нарды. Никто из них и не слыхивал про Монахова. В следующей комнате копошилось несметное количество детей, пытавшихся надеть на котенка шарфик и шапочку…

Еще дальше две женщины строчили на швейных машинках… Двери тут не запирали, жили по-восточному, на виду у соседей, совершенно ничего не стесняясь и не боясь. Очевидно, общежитие было отдано беженцам из Чечни.

И только в самом конце коридора нашелся пожилой мужчина, способный дать разъяснения.

– Ступай на третий этаж, – велел он мне, – там парочка старых жильцов осталась, еще не съехали. Всем вашим давным-давно новые квартиры раздали, а нам это общежитие отдали, решили, чеченцам и так сойдет – без горячей воды. Да, неласковые вы, москвичи, негостеприимные!

Я полезла по щербатой лестнице на третий этаж, первый раз в жизни испытывая в душе шовинистические чувства. Видали, еще и не доволен! Думал, в Москве сразу получит пятикомнатные хоромы. Между прочим, сотни коренных москвичей до сих пор живут в подобных общагах без всякой надежды на улучшение условий. Жильцам этого барака просто повезло. Кое-как справившись с приступом расизма, я добралась до третьего этажа. Здесь потолок был ниже, коридор уже, а комнаты, крохотные, словно спичечные коробки, стояли пустые. Только засаленные дешевые обои напоминали, что тут когда-то шла жизнь, росли дети и старились родители.

Безнадежно заглядывая в «коробки», я добралась до последней двери и толкнула ее. Вопреки ожиданиям комната оказалась жилой. В углу тихо урчал холодильник, на столе стояли банка растворимого кофе, сахарница и кружка с надписью «Босс» и, что удивительно, – телефонный аппарат. Здесь же, на клеенке лежал и паспорт. Я открыла красненькую книжечку – Монахов Андрей Сергеевич… Через секунду глаза наткнулись на диван, где, завернувшись в синее байковое одеяло, спал хозяин.

Не желая пугать его, я тихонько сказала: