Покер с Аятоллой. Записки консула в Иране
Шрифт:
непременно уничтожалось победившей буржуазией. Но нам в ходе отчаянного сопротивления
моджахедов и части федаев не следовало сидеть сложа руки и уж как минимум заявлять, что
сторонники Хомейни — это «силы революционной демократии», а все их противники —
«террористы, поддерживаемые и направляемые ЦРУ». Этими реверансами, кроме презрения со
стороны гибнущих левых, мы ничего не приобрели37.
И конечно же, анализируя ситуацию, следовало в срочном порядке рекомендовать партии Туде
переходить
Мы опомнились только тогда, когда муллы начали резать в Иране наших сторонников-
коммунистов, а затем колошматить и нас самих. Но и тут не осмыслили: почему?! Гонор мешал
трезво взглянуть на историю и понять, что у них есть все основания видеть в нас исключительно
коварных и опасных врагов. К этому времени возможности вклиниться во внутриполитические
процессы в Иране и что- либо изменить у СССР практически не осталось.
Новая власть уже укрепилась, а наша агентура в стране подверглась разгрому после измены в 1982
г. одного негодяя из КГБ. К тому же мы капитально увязли в военном конфликте в Афганистане, где
проблем было выше головы.
Вот так, в результате самонадеянной глупости двух сверхдержав и их мировой конфронтации, прорвался к победе и утвердился во власти уникальный исламский режим{[31]}.
Я приехал в Иран в марте 1983 г. и застал последнюю фазу разгрома Туде. То, что увидел, запомнилось на всю жизнь. Осталось в памяти и мое первое донесение.
Месяца через два я прибыл из Исфагана в столицу с отчетом о положении дел. Посол внимательно
выслушал меня и распорядился написать телеграмму39. Я поднялся в помещение референтуры, набросал проект и передал дежурному шифровальщику. Дословно текста не помню, но выглядел
он примерно так: «Правящее иранское духовенство в результате жестоких репрессий полностью
разгромило прошахскую, либеральную, левую и коммунистическую оппозиции. В настоящий
момент противников вне корпоративной среды у него больше нет. Поэтому в ближайшее время
борьба за абсолютную власть в Иране развернется в среде самого духовенства. Между собой
столкнутся две крупные группировки: та, что захватила административно- политическое
руководство страной, но пока не имеет прочной экономической базы, и другая, которая эту базу
имеет, но от административно-политического управления в значительной степени отстранена».
Далее шел перечень участников группировок, их личные характеристики и возможные способы
воздействия на ситуацию со стороны СССР.
Через полчаса меня снова вызвал посол.
Реваз, что это вы написали?! — он смотрел на меня с укоризной. — Что это за ерунда?
Простите, но я не понял, — ответил я, действительно ничего не поняв.
А что тут неясного?!
рабочего класса и трудового крестьянства! Где ваша классовая позиция?!
Я опешил, не ведая, что говорить. Ведь моим собеседником был Вил Константинович Болдырев, тот самый Заведующий ОССВ, уговоривший меня ехать с ним вместе в Иран. К Болдыреву я
относился с большим уважением. Он являлся профессионалом высокого уровня, владел пятью
языками, в том числе и персидским, обстановку в Иране знал в совершенстве. Но то, что он
произнес, было полным абсурдом.
Перепишите, — сказал посол, — и учтите мои замечания.
Вернувшись назад, я уселся за столик в узкой кабинке, сосредоточился и попытался по-новому
выстроить мысль. Но независимо от меня на бумаге возникли те же самые фразы. Через час ко
мне заглянул дежурный: «Давай не затягивай, он уже ждет» — и забрал с собой то, что сложилось.
Продолжаете упорствовать в глупости? — оценил мои мысли посол. — Не можете сами,
посоветуйтесь с умным товарищем.
Я так и сделал. Пошел к умному Саше Садовникову40 и попросил помочь. Вместе мы пыхтели еще
около часа. Получились те же яйца, только в профиль. Ну не лезли в эту схему рабочий класс и
зачуханное крестьянство, которые в политических процессах в Иране никакой самостоятельной
роли играть не могли.
Так повторилось несколько раз. Тучи сгущались. Я гадал, каким может быть наказание?
На пятом заходе посол неожиданно улыбнулся:
Хотите, раскрою ваши тайные мысли?
Что тут ответить? Я промолчал.
Вы думаете: вот ведь старый лысый дурак! Задает тупые вопросы...
Он почти угадал, но я, естественно, стал возражать.
Не надо, не надо! — опять улыбнулся посол. — Я вам раскрою еще одну тайну. Если я завизирую и
отправлю вашу бумагу, то те же тупые вопросы будут заданы мне из Москвы, и, так же как вам, мне нечего будет ответить. Возвращайтесь к себе в Исфаган, если понадобитесь, я вас вызову.
Так началось мое путешествие, продлившееся целых пять лет.
ДРАГУН-РАЗВЕДЧИК, КРЕПОСТНОЙ-ДИПЛОМАТ И ПОДАРОЧНЫЙ СЛОН
История наших консульских отношений началась в 1717 г. с необычайного события: первым
русским консулом при шахском дворе стал Семен Аврамов, двадцати лет от роду, крепостной!
Семен был внештатным переводчиком при посольстве Артемия Волынского41. Произошло это
следующим образом. Посольство в самом начале столкнулось с кадровыми проблемами. Толмач, присланный из Санкт-Перербурга, оказался совершенно непригоден к работе. Это выяснилось, когда наши прибыли в Шемаху. Волынский отчислил его «понеже дурак и пьяница, которого хотя