Покидая мир
Шрифт:
Я склонила голову, не чувствуя ничего, кроме стыда.
— Все же я вижу, что здесь имеются смягчающие обстоятельства. Кстати, хочу сказать, что миссис Вудс прямо-таки грудью бросилась на вашу защиту и заявила, что, что с учетом обстоятельств, вы неплохо справляетесь с психологическими проблемами, которые, как я понимаю, обязательно возникают у человека, потерявшего ребенка… Итак, вы «взяли интервью» у преподобного Ларри Корсена, назвавшись вымышленным именем — кстати, в «Ванкувер сан» тоже не в восторге от того, что вы их якобы представляли. Поэтому прежде всего я должен поинтересоваться у вас, мисс Говард:
— Сама не знаю, — сказала я. — Возможно, я думала, что, если смогу раскрыть это дело…
— Это каким-то образом поможет вам вернуть дочь?
— Такое мне никогда и в голову не приходило. Я просто чересчур сосредоточилась на деталях исчезновения Айви, буквально зациклилась на этом… и все думала о том, что у этой истории может быть и другая сторона. Как я сейчас вижу, я вела себя странно, и сейчас понимаю, что это результат стресса. Хочу, сержант, извиниться перед вами за то, что вам пришлось потратить на меня столько времени. А преподобному Корсену я непременно напишу и принесу свои извинения.
— Разрешите спросить вас, мисс Говард, что вы сами думаете насчет этого дела?
Будь осторожна. Если сейчас начнешь с энтузиазмом рассказывать обо всем, что тебе удалось выяснить про Бренду и ее склонность к насилию, он может решить, что ты сдвинулась на этой почве. А с другой стороны, если вообще ничего не сказать…
— Меня заинтересовало одно обстоятельство. Дуэйн Пул рассказал о признании Джорджа Макинтайра: травмы, с которыми он обращался к врачу, в действительности не были результатом пьяных драк в баре — их нанесла Бренда, его жена.
— Мы располагаем той же информацией, полученной от самого Макинтайра. И разумеется, расследуем это. Но тут его слово против ее, а в медицинской карте в больнице записано, что травмы им получены именно в результате драки с собутыльниками.
— Он сказал вам, что Бренда жестоко обращалась и с Айви?
— Снова ситуация типа «он сказал, она сказала». Полиция тоже может ошибаться, но мы бы не стали арестовывать Макинтайра по подозрению в похищении Айви, если бы не были уверены в тех уликах, которые у нас против него имеются… а мы в них уверены. Говорю об этом потому, что чувствую, вы до сих пор сомневаетесь в его виновности. Разумеется, вы, как представитель общественности, имеете на это полное право — до тех пор, пока не начинаете вмешиваться в ход расследования. Вы понимаете, о чем я, мисс Говард?
— Смею вас уверить, что впредь постараюсь держаться от всего этого подальше.
— Я вам верю. И, учитывая все обстоятельства этого происшествия, на первый раз прощаю вам вашу самодеятельность. Но запомните: если вы снова попытаетесь вступить в контакт с кем-то, кто имеет отношение к тем событиям, или если я узнаю, что вы опять разнюхиваете что-то в Таунсенде, против вас будет возбуждено уголовное дело. Надеюсь, мне не придется этого делать.
Через полчаса меня отпустили, один из полицейских даже отвез меня домой на машине. Вернувшись, я обнаружила на автоответчике своего мобильника сообщение от Джеральдины Вудс. Она просила ей перезвонить. Что я и сделала. Директриса говорила со мной любезно, но строго:
— Итак, когда мне позвонили
Я рассыпалась в извинениях, как и перед сержантом Кларком, и снова сослалась на эмоциональный срыв.
Выслушав, миссис Вудс сказала:
— На первый раз я склонна вам поверить и простить, так как питаю к вам искреннее уважение и считаю, что вы превосходно справляетесь со своей работой у нас. Поэтому прошу, не вынуждайте меня идти на крайние меры, Джейн, я не хотела бы вас увольнять. И пожалуйста, в понедельник утром выходите на работу вовремя и без опозданий.
Закончив разговор я сделала единственное, что могла сделать в данной ситуации: свернулась калачиком под одеялом и отключилась. Проспала я почти до полуночи. Проснувшись, в первый момент почувствовала себя отдохнувшей и свежей, как и должно быть после двенадцатичасового сна, а за этим последовало обычное кошмарное дежавю, неотъемлемая часть моих утренних пробуждений. Но пока я принимала душ, готовила себе кофе и слушала ночной концерт классической музыки по Си-би-си, в голову пришла совсем другая мысль: А не было ли похожих случаев исчезновения девочек в других маленьких канадских городках?
В мгновение ока, сама не успев сообразить, что делаю, я оделась и вот уже снова сидела в круглосуточном интернет-кафе. Парень за стойкой буркнул «Привет», решив, видимо, что полку чудаковатых ночных посетителей у него прибыло. Я взяла скверного растворимого кофе, заняла место перед монитором и приступила к расследованию.
Пролетели восемь часов, а я мало что узнала. Подростки постоянно пропадали по всей Канаде. Интернет выдавал бесчисленные страницы с объявлениями отчаявшихся родителей, которые описывали приметы исчезнувших детей. Но большинство из них оказывались беглецами и, если не считать единичных ужасных исключений, обнаруживались обычно где-нибудь в трущобах, заселенных бездомными, в тех мрачных уголках, которых хватает в любом крупном городе.
Заинтересовал меня один факт: история одиннадцатилетней девочки, которая пропала в районе Гамильтона, Онтарио, а спустя десять дней была найдена неподалеку от родительского дома. Девочка была сильно напугана, из ее лепета можно было понять, что ее насильно увели и подвергли сексуальному насилию. В «Гамильтон дейли рекорд» сообщалось о «полицейском расследовании» по этому делу, а потом, в следующей заметке, говорилось, что под подозрением оказался «духовный наставник семьи». Правда, против него так и не были выдвинуты обвинения. Девочку поместили в психиатрическую лечебницу в связи с тяжелым посттравматическим стрессом.
Она хотя бы вернулась к ним, думала я, распечатывая эту статью. Потом убрала ее в пухлую папку, приобщив к другим материалам по делу Айви Макинтайр.
Когда я оплачивала восемь часов пользования Интернетом, что обошлось мне в двенадцать баксов, зазвонил мобильник. К великому моему удивлению, это оказался Верн. Его голос звучал неуверенно и напряженно.
— Решил проведать вас, узнать, как идут дела, — сказал он.
— Вы слышали, что случилось?