Поклонение
Шрифт:
— Если я с ним поговорю, то да. — В глазах у нее потемнело от ужаса. Она пошатнулась, и Кристофер подхватил ее под локоть, не давая упасть.
— Пока еще нет никаких оснований для паники, — сказал он негромко. — Вполне вероятно, что это доброкачественная опухоль.
— Я так и думала, — не слыша его, прошептала Сьюзан. — Я всегда боялась именно этого.
В дверях показался Том Свенсен, и Максимилиан устремился к нему, размахивая жирафом.
— Он голодный, — с ходу принялся объяснять он. — У него такая длинная шея, что
— Надо взглянуть, что тут можно сделать, — важно сказал Том. Заметив напряженно-отсутствующее выражение на лице Сьюзан, он тут же сделал логические выводы и объявил: — Пойдем-ка ко мне в комнату, и я там надену свою шапку-думалку, чтобы что-нибудь придумать.
— А что это за шапка-думалка? — загорелся любопытством Максимилиан. Через несколько секунд он уже трусцой бежал за Томом, и Сьюзан не заметила, как исчез за углом.
Кристофер прикрыл дверь.
— Возможно, никаких причин для беспокойства нет и в помине, — повторил он. — В любом случае, через несколько дней все станет известно. Натан — опытный хирург, он сделает все, что можно. Попытайтесь сохранять хладнокровие, Сьюзан.
— Какое к черту хладнокровие! — взорвалась Сьюзан, судорожно сжимая кулаки. — Меня переполняют злоба и ожесточение, и я хотела бы получить ответ на вопрос: почему такое вообще возможно. В такие минуты я как никогда ощущаю свою беспомощность.
— На этот момент вы предприняли все, что должны были и могли. Попытайтесь отвлечься от мыслей и предположений на эту тему, пока мы не получим более достоверные результаты.
— Отвлечься! Легко вам стоять здесь и давать советы. — Голос ее зазвенел, в нем засквозила предательская дрожь. — К вашему сведению, мы говорим о моем отце, слышите — о моем отце!
Руки Кристофера медленно легли ей на плечи.
— Знаю. И прекрасно понимаю, через что вам пришлось и еще придется пройти.
— Ничего вы не понимаете!.. — воскликнула Сьюзан.
— Да? Это почему же? — Он стиснул зубы, и только желваки играли, выдавая напряжение. — Потому что я, по вашему мнению, бесчувственная ледышка, неспособная чувствовать то, что переживают нормальные люди? Так, что ли?
Сьюзан судорожно сглотнула. Безусловно, она была сейчас несправедлива к нему и вела себя как взвинченная, неразборчивая в своей истеричности дамочка.
— Это не ваши проблемы, — упрямо выдавила она. — Я чрезвычайно признательна вам за то, что вы помогли организовать визит отца к Натану, но теперь я справлюсь одна. Я не хочу нагружать вас своими заботами.
Сьюзан попыталась отодвинуться от него, завернуться в свой привычный кокон одиночества и неприкаянности, но Кристофер не позволил ей сделать это. Он еще ближе притянул ее к себе, и рука его коснулась ее гибкой шеи, слегка приподняв шелковистую массу волос.
— А если я хочу разделить ваши заботы? — спросил он резко. — Я человек, Сьюзан, и ничто человеческое мне не чуждо. Я тоже способен чувствовать и переживать.
Уловив в сдержанном тоне, которым он говорил, раздражение, Сьюзан подняла голову и удивленно посмотрела на него. Словно заново видела она перед собой точеные черты его мужественного лица, твердо очерченные губы в какой-нибудь паре дюймов от ее собственного рта. Пойманная в кольцо его рук, прижатая к его твердой, мощной груди, она чувствовала дрожь напряжения его отлично сложенного тела.
— Не надо замыкаться на своей беде, — сказал он негромко. — Какой смысл в том, чтобы стеной отгораживаться от всякого сочувствия и с ходу отметать любую предложенную тебе помощь?
— И вовсе я так не поступаю, — дрожащим голосом запротестовала Сьюзан. — Просто за последние пару лет я привыкла полагаться исключительно на себя.
Кристофер со вздохом наклонился к ней, скользнув рукой по ее спине.
— К чему эта ледяная отчужденность, Сьюзан? — почти умоляюще спросил он.
Звук его хриплого голоса окончательно сломил ее угасшую способность к сопротивлению, а прикосновение требовательных рук пробудило в ней давно дремавшую чувственность. Подняв глаза, Сьюзан поняла, что Кристофер сейчас ее поцелует, и где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что надо бы помешать этому…
Но она даже не шелохнулась, не попыталась вырваться. Более того, порывисто вздохнув, она прильнула к его телу, обвив руками его могучие плечи. Ею овладело странное ощущение, будто она все видит со стороны: и она — не она, и губы, предательски открывшиеся навстречу поцелую, — не ее губы.
А секундой позже весь мир исчез, осталась только нежность и твердость его губ, теплота его объятий, от которых впору было задохнуться.
Поцелуй стал жарче и настойчивее, тело ее жило сейчас как бы самостоятельной жизнью, изнывая по иной, абсолютной и окончательной близости.
Сьюзан почувствовала, что и Кристофер возбужден не меньше, чем она. Он прервал поцелуй, его лицо зарылось в беспорядок ее волос, и возле самого уха она услышала хрипловатый от страсти шепот:
— Ах-х-х! Я чувствую себя как юнец с первой в жизни девушкой!..
Он снова нашел ее губы, но не поцеловал, а лишь слегка зажал зубами ее нежную губу. Ее бедро ощутило, как напряглась его мужская плоть. Она прижалась к нему еще плотнее, будто ища в этом тесном прикосновении облегчения от охватившей низ живота ранее никогда не испытанной ею боли. Понимая, что теряет контроль над собой, Сьюзан отстранилась от него. Но лишь чуть-чуть — на большее ее не хватило.
Она испугалась собственной страстности. А ведь я ничего подобного никогда не испытывала, беспомощно подумала она, и мысль эта внезапно отрезвила ее. Испуганно подняв глаза, она прочла на лице Кристофера ту же борьбу чувств и с первого взгляда определила, что его мучит. Желание. Ни больше и ни меньше. В ту же секунду ее охватил страх.