Поклонись роднику
Шрифт:
Теперь больше всего разговору было о борьбе с пьянством. После планерок у директора специалисты выходили из конторы, пошучивая друг над другом, дескать, начинаем жить по-новому. Но шутки шутками, а основная ответственность ложилась на руководство: сами должны подавать пример. Раньше Логинов проводил планерки вечером, после работы, чтобы подвести итоги за день, определить задачи назавтра. Однако намеченное частенько приходилось отменять, потому что вносила поправки погода. Теперь все специалисты собираются в кабинете директора в шесть часов утра — это дисциплинирует.
На пленуме райкома Кондратьев
«Директору совхоза т. Логинову А. В.
Секретарю парторганизации т. Гусеву В. С.
Обращаю ваше внимание на то, что в совхозе недостаточно проводится работа по укреплению трудовой дисциплины и сокращению потерь рабочего времени. РК КПСС требует принять дополнительные меры к нарушителям трудовой дисциплины, особенно к лицам, допускающим пьянство на рабочем месте, прогулы. Каждому случаю нарушения дисциплины должна даваться принципиальная оценка на рабочих и партийных собраниях, товарищеских судах, заседаниях профкома.
— Прочитай, Виталий Сергеевич, — Логинов подвинул парторгу журнал телефонограмм.
Тот пробежал взглядом по странице, сделал свое заключение:
— Начинают закручивать гайки.
— Позавчера Куликова в Покровском пьяного с машины ссадили. Решением комиссии райисполкома оштрафован на пятьдесят рублей.
— Как это он оплошал? Всегда хвалился, что его милиция не останавливает.
Куликов — старейший шофер, пожалуй, во всем районе, все его знают, и ГАИ и милиция всегда относились к нему снисходительно, но вот пожалуйста, попал под указ.
— При нехватке людей трудно с них взыскивать, — озабоченно почесал затылок Гусев.
— Тем не менее надо принимать меры: дисциплина у нас действительно расхлябалась.
— В этом месяце проведем открытое партийное собрание с этой повесткой дня, — предложил Гусев, дескать, у меня административной власти нет, штрафовать и депремировать не могу. — Чего еще? — пожал он плечами.
— Виталий Сергеевич, давно хочу сказать тебе: нельзя свою работу ограничивать проведением собраний. Вспомни, перед Восьмым марта я подсказывал тебе: напиши заметочку в газету, поздравь наших лучших работниц, побывай в деревнях, скажи доброе слово женщинам — ты и не подумал. Вот идет посевная, неужели сам не догадаешься выехать в поле, поговорить с людьми, рассказать механизаторам, как идет соревнование, вывесить прямо там «Молнию?»
— Так ведь даем показатели на доске у конторы.
— Люди-то с утра до вечера в поле, в контору заглядывают редко. Надо оживлять работу с ними. Кстати, как спрашивать с других, если сам ты готов выпить в любой компании?
— Бывает другой раз…
— Не должно этого быть.
Гусев мало оправдывался, только обиженно помаргивал, сведя брови: не ожидал такого разговора.
Логинов, поначалу как-то расположившийся к парторгу, стал разочаровываться в нем. На серьезную помощь с его стороны рассчитывать не приходится, потому что исполняет свои обязанности формально, любит выпить. Избрать бы другого, да не вдруг найдешь дельного человека…
Трактористы перед выездом в поле сбились в кучку,
— Переживем как-нибудь: не первый раз принимают такое постановление.
— Вряд ли чего получится.
— Денег в банке не будет, зарплату не из чего станет выдавать, к старому и вернутся.
— Конечно, доход огромный. Чем его возместишь?
— Ну, сократят продажу вина и водки, а много ли наторгуешь на соках?
— Нет, мужики, на этот раз вопрос поставлен очень серьезно — не забалуешься, — произнес вмешавшийся в разговор Мишаткин. — Попался первый раз пьяный — тридцать рубликов штрафу, второй — пятьдесят, третий — сто! Не слишком ли начетиста получится выпивка? И правильно принимают меры, потому что некоторые распустились донельзя! Ладно мужики, бабы-то навадились пить! — Сердито сверкнул он очками.
— Ладно, не пугай..
— Видали, намёкивает! Сам не пьешь, а другим не мешай, — белозубо улыбнулся Сашка Соловьев.
— Теперь помешают.
— Наверно, поднимут цену на водку, — предположил Николай Баранов.
— Куда уж поднимать-то?
— Вот говорите, получку нечем будет выдавать, — вмешался в разговор Николай Силантьев, — а я бы прибавил цену на хлеб. Именно потому, что он стоит копейки, выбрасывают как попало куски, скармливают буханками скотине. А достается хлеб солоно, уж мы-то знаем. Что нынче вырастет, если все лето будет дождливое? Одни затраты могут получиться.
— В других краях уродится — страна велика, — беспечно махнул рукой Сашка Соловьев.
— Вот и привыкли надеяться, что без хлеба никого не оставят.
— А я считаю, что хлеб надо ценить и уважать не за то, что он дорого стоит, а просто за то, что он хлеб — основа всему, — рассудил Мишаткин, привыкший поучать трактористов по праву старшинства.
— Извини, для этого у нас не хватает воспитания.
— Ну, завели серьезный разговор! — поморщился Сашка Соловьев.
— А ты небось думаешь, как бы похмелиться с утра пораньше? Нет, брат, шалишь. Отгуляли сорокалетие Победы — и кончен бал! — наставительно говорил Мишаткин.
— Скоро посевную отметим.
— Выдумал! Вон в «Михайловском» посадили картошку, директор вместе с трактористами выпил прямо в поле, так его через день вызвали в райком, едва не сняли с должности, выговор влепили.
— Мы — рядовые, нас от должности не отстранишь, — продолжал храбриться Сашка. — А начальство пусть поприжмут.
Завидев приближающегося Логинова, трактористы начали расходиться, пора было выезжать в поле, завершать сев…
А ближе к обеду на лавочке возле магазина сошлись те, кто посвободней: пенсионер Афанасий Капралов да городской отпускник Венька Озеров. Явился осокинский Федор Иванов, поздоровавшись и отирая ладонью пот со лба, спросил:
— В два, что ли, откроет?
— Должна открыть, ждем.
— Надо купить, поскольку началось такое ограничение. Веня, в городе-то как после постановления?
— Строго. На улицах редко увидишь пьяного, и попробуй появись — нарвешься на штраф! Если выпил, сиди дома, а в общественном месте, в транспорте лучше не возникай. О производстве я уж не говорю. Одним словом, трезвость — норма жизни, — охотно поддержал разговор отпускник.
— Да, круто взялись, — покачал головой Федор.
— Здесь-то что! Один участковый и тот свой — Иван Иванович. Мне, например, никто не указ: имею право отдохнуть, на то и отпуск.