Поклонись роднику
Шрифт:
— Само собой! — согласился Иванов. — У нас с Афанасием Кузьмичом тоже не посевная. Верно? У меня бабы на ферме управятся.
— С посевной нынче дело затянулось как никогда: не помню, чтобы сеяли до такой поры. Пожалуй, зря бросаем зерно в землю, — повернул разговор на серьезный лад Афанасий. Он сидел, по-стариковски облокотившись на колени и посасывая сигарету, торопиться ему было некуда.
— И конца не видно дождям. Вообще год тяжелый: посмотришь телевизор — везде наводнения, землетрясения, ураганы.
— Комета Галлея приближается
— Это что? — насторожился Капралов, сверкнув из-под козырька кепки голубенькими льдинками глаз.
— Небесное тело такое… Еще рисуют летящим по небу с длинным белым хвостом, — приблизительно объяснил Венька, потому что и сам не знал толком, что такое комета. — Оказывается, все влияет: вон спутник пустят — и то погода портится.
— Раньше как-то определенно было: уж лето — так лето, зима — так зима. Нынче и в огороде ничего не растет, — посетовал Капралов.
— Ну, где наша Марья запропастилась? Холера ее возьми! — нетерпеливо посматривая на часы, беспокоился Федор Иванов. Поприглаживал наполовину седые, с рыжей прожелтью, волосы, прилипшие ко лбу и вискам.
— Поди, корову доит.
— Беда с нашей торговлей! Прибежишь за шесть километров, да еще невпопад.
Пока рассуждали, продавщица Марья Степановна, женщина дородная, неторопливая, появилась из-за угла магазина, прикрепила на дверь тетрадный листок-объявление и повернула в обратную. Заждавшиеся покупатели встревоженно рванулись за ней, взмолились:
— Марья Степановна, куда ты?
— Читайте объявление.
— Открой на минутку магазин-то!
— Я русским языком говорю: поехала за товаром в Покровское.
— Нешто зря ждали тебя битый час? Хоть отпускника уважь, — показал на Веньку Капралов.
— Ничего, трезвее будете, — отмахнулась продавщица.
— Кабы жил в селе, так и разговору не было бы. Топаешь, топаешь от Осокина, а ты — бумажку на дверь и до свиданья. Тебя по-человечески просят — долго ли отпустить штучный товар? — стучал себя в грудь кулаком вспыльчивый Федор Иванов.
— Не умрете. Я и без того опаздываю.
Сказала и невозмутимо направилась к конторе сельпо, возле которой ее поджидал грузовик.
— Ах ты чурка толстопятая! — возмущался Федор. — И слушать не хочет. Обнаглела!
— Такое обращение теперь с нашим братом, — заключил Капралов.
— Вот попали впросак! Чего делать-то? — запустил пятерню в густые черные волосы Венька.
Все трое подошли к дверям магазина, для чего-то прочитали уже известное и привычное: «Уехала на базу». Федор в сердцах плюнул на листок.
— Что, дядя Федя? Надо топать на лесоучасток в Раменье.
— Да ведь ноги-то не казенные! Попутку бы словить.
— Там за рекой на повороте кого-нибудь остановим.
— Придется идти из-за этой твари, не с пустом возвращаться. Ладно, Афанасий Кузьмич, бывай…
А вечером из того же Раменья пристрекотал, как обычно, на мотоцикле Пашка Колесов. Притормозив около
— Привет, ударники! О чем задумались? Серьезный вопрос решаете: пить или не пить?
— Нам этим заниматься некогда — работы много.
— Люди давно отдыхают, а они все вкалывают, вышибают длинный рубль. Ну-ну, валяйте…
Пашка газанул с места и — прямым ходом к продавщице. Зря сунулся, горячая голова.
— Кто там? — недовольно спросила Марья Степановна, выйдя в коридорчик.
— Свои. Колесов.
— Чего тебе?
— Продай бутылочку, Марья Степановна.
Она открыла дверь и остановилась, сложив на могучей груди толстые конопатые руки и разглядывая Пашку иронически. Вид ее был неприступен.
— Только в магазине, и не с одиннадцати, а с двух часов.
— Да ведь мало ли бывает…
— Ничего не знаю и знать не хочу! Хватит людей булгачить! Навадились стучать в любое время. Больше чтобы ни один не приходил на дом! Работы мне из-за вас лишиться?
Хлопнула дверью перед носом у Пашки, продолжая возмущаться.
Тот растерянно потоптался на крыльце, как будто ему нанесли оскорбление. Что поделалось с Марьей? Бывало, выручала, а тут не подступишься.
— Грозная какая! Расшумелась! — опомнившись, бубнил Пашка.
Как ни храбрились белореченские мужики, но и им пришлось почувствовать дисциплинку. Однако еще надеялись, что такой порядок удержится недолго.
Дорога от Белоречья до Осокина грязная, ухабистая, но вездеход-«уазик» преодолевает ее без буксовки. Галя Виноградова сидит рядом с шофером Вовкой Капраловым, весело поглядывает по сторонам, на свежую зелень березовых перелесков, на вспаханные поля. Настроение хорошее, работа по душе — чего еще надо? Спасибо Алексею Васильевичу Логинову, он выполнил свое обещание, и, как только бывшая библиотекарь стала заведующей домом культуры, Галя ушла с климовского телятника в библиотеку и вот сейчас везет в Осокино новые книги: две тяжелые пачки. Если бы идти пешком да по такой дороге, умаялась бы. Выручает Вовка, он не смеет отказать ей в любой просьбе, сам рад сделать для нее что-нибудь приятное.
Украдчиво бросая взгляды на попутчицу, Вовка любуется ею: это самые счастливые моменты в его жизни, когда они с Галей едут в одну из бригад. Жаль, что поездки очень редки и коротки. Больше всего покоряют Вовку Галины голубые глаза, ясные и улыбчивые, и вся она, стройная, беловолосая, кажется, излучает свет радости. Все в селе ее любят и называют ласково Галинкой.
Сима Голубева, которая ведает библиотечкой-передвижкой в Осокине, тоже ждет не дождется, когда Галинка придет с новыми книгами, вроде солнышко оглянет в ее тихую вдовью избу. Обычно, надев очки и далеко отстранив от себя книгу, старуха сидит против окна в передней комнате. Завидев приближающуюся машину, она обрадованно засуетилась, наводя порядок на столе.