Поколение Икс
Шрифт:
КОНТРОЛЬ
это не Контроль
– Мы не слишком долго разговариваем?
– Нет. Все равно Арманд платит. Итак. Суть в том, что перед черепками коптской керамики, когда мы оба чувствовали, что занимаемся ерундой и зря прикидываемся, будто нас что-то связывает, хотя на самом деле ни фига между нами нет, – он наконец решился высказать свои мысли вслух… Энди, подожди секундочку. Я умираю от голода. Дай сбегаю к холодильнику.
– Сейчас? На самом интересном месте… – Но Клэр бросила трубку. Пользуясь этим, я снимаю измятую в поездке куртку и наливаю стакан воды из-под крана, выждав пятнадцать
– Я вернулась, – говорит Клэр, – с очень милым пирожком с сыром. Ты завтра помогаешь Дегу в баре на вечеринке Банни Холландера?
(Какой вечеринке?)
– Какой вечеринке?
– Наверно, Дег еще не успел тебе сказать.
– Клэр, что сказал Тобиас?
Я слышу, как она набирает в грудь воздуха.
– Он сказал мне как минимум часть правды. Сказал: он знает, что мне нравится в нем только внешность – не отрицай, ни за что не поверю. (Как будто я пыталась.) И знает, что его, кроме как за внешность, любить не за что – вот он на красоте своей и выезжает, ничего другого не остается. Разве это не грустно?
Вслух я поддакиваю, но в то же время вспоминаю, что на прошлой неделе сказал Дег – будто Тобиас встречается с Клэр по каким-то своим, темным мотивам: мог бы поиметь любую на свете, а вместо этого мчится к нам в горы. Нет, пожалуй, с этой его исповедью дело посерьезнее. Клэр читает мои мысли:
– Оказывается, не только я его использовала, но и наоборот. Он сказал, что потянулся ко мне в основном потому, что ему померещилось, будто я знаю какую-то тайну о жизни – что у меня какая-то магическая проницательность и она дает мне энергию, чтобы уйти от повседневности. Он сказал, что ему было интересно, какую такую новую жизнь мы с тобой и Дегом организовали тут, на краю калифорнийской пустыни. Он хотел выведать мою тайну, сам надеясь удрать, но, послушав наши разговоры, понял, что ему этого сроду не осилить. Нет у него мужества, чтобы жить абсолютно свободной жизнью. Отсутствие правил вселило бы в него страх. Не знаю. Мне это показалось неубедительной чушью. Уж слишком в точку, как заученный урок. Ты бы ему поверил?
Разумеется, я бы не поверил ни единому слову, но тут я не стал высказывать свое мнение.
– Я промолчу. По крайней мере, обошлось без грязи – без смрадного последа…
– Без грязи? Когда мы вышли из музея и пошли по Пятой авеню, мы даже докатились до давай-останемся-просто-друзьями. Во какая безболезненность. Так вот, когда мы шли, мерзли и думали о том, как легко нам обоим удалось избежать ярма, я нашла палку. Это была ветка-рогулька, оброненная парковыми рабочими с грузовика. Настоящий прут лозоходца. Да! Он был ниспослан мне свыше, это уж точно! Ветка просто встряхнула меня, ни разу в жизни я ни к чему так инстинктивно не кидалась – словно этот прутик был моей неотъемлемой частью, вроде ноги или руки, нечаянно потерянной двадцать семь лет назад.
Я рванулась к нему, подняла, осторожно потерла – на моих черных кожаных перчатках остались кусочки коры, потом взялась за рога и стала вращать руками – классические пассы лозоходца.
Тобиас сказал: Что ты делаешь? Брось, мне стыдно с тобой идти, – как и следовало ожидать, но я крепко сжимала ветку всю дорогу от Пятой на Пятидесятые к Элине, куда мы шли пить кофе. Оказалось, что Элина живет в огромном кооперативном доме, построенном в тридцатых в стиле модерн; внутри все белое, поп-артовские портреты взрывов, злющие карманные собачонки, горничная на кухне соскребает пленку с лотерейных билетов. Все как полагается. В его семейке с художественным вкусом полный вперед.
Когда мы вошли, я почувствовала, что сытный ленч
И проспала, наверно, не один час. Просыпаюсь – за окном темно; и похолодало. Я была укрыта индейским одеялом (племя арапахо), а на стеклянном столике лежала всякая всячина, которой прежде не было: пакеты картофельных чипсов, журналы… Я на все это смотрела – и ни черта не понимала. Знаешь, как иногда, прикорнув днем, просыпаешься и тебя от беспокойства трясет? Именно это произошло со мной. Я не могла вспомнить, кто я, где я, какое сейчас время года – ничего. Все, что я знала: я существую. Я чувствовала себя такой голой, беззащитной, как огромное и только что скошенное поле. Когда же из кухни вошел Тобиас со словами: Привет, соня, я внезапно все вспомнила и так этому обрадовалась, что заплакала. Тобиас подошел ко мне и сказал: Эй, что случилось? Не залей слезами одеяло… Иди сюда, малышка. Но я только схватилась за его руку и дала волю слезам. Мне кажется, он смутился.
Через минуту я успокоилась, высморкалась в бумажное полотенце, лежавшее на кофейном столике, потянулась за своей лозой и прижала ее к груди. О господи, да что ты зациклилась на этой деревяшке? Слушай, я, честно, не ожидал, что наш разрыв так на тебя подействует. Извини. – Извини? – говорю я. – Наш разрыв меня не так уж нервирует, благодарю за заботу. Не льсти себе. Я думаю о другом. – О чем же? – О том, что я теперь – наконец-то – точно знаю, кого полюблю. Это открылось мне во сне. – Так поделись же новостью, Клэр. – Возможно, ты и поймешь, Тобиас. Когда я вернусь в Калифорнию, я возьму эту ветку и пойду в пустыню. Там я буду проводить все свободное время в поисках воды. Жариться на солнце и отмеривать в пустоте километр за километром – может, увижу джип, а может, меня укусит гремучая змея. Но однажды, не знаю когда, я взойду на бархан и встречу человека, который тоже будет искать воду лозой. Не знаю, кто это будет, но его-то я и полюблю. Человека, который, как и я, ищет воду.
Я потянулась за пакетом картофельных чипсов на столе. Тобиас говорит: Просто отлично, Клэр. Не забудь надеть портки в обтяжку – на голое тело, без трусов, не исключено, что ты еще будешь ездить столом и, как байкерская телка, трахаться в фургонах с незнакомцами.
Я проигнорировала этот комментарий, потому что, потянувшись за чипсами, обнаружила за пакетом пузырек лака для ногтей Гонолулу-Чу-Ча. Ну дела.
Я взяла пузырек в руки и уставилась на этикетку. Тобиас улыбнулся, а у меня отключились мозги, а потом возникло жуткое такое ощущение – как в ужастиках, которые Дег рассказывает: когда человек едет один в крайслере-К-каре и внезапно понимает, что под задним сиденьем спрятался бродяга-убийца с удавкой.
Я схватила туфли и стала их надевать. Затем куртку. Буркнула, что мне пора идти. Вот тут-то Тобиас и принялся хлестать меня своим медленным раскатистым голосом: Ты ведь такая возвышенная, Клэр! Ждешь со своими тепличными недоделанными друзьями прозрения в пальмовом аду? Так вот что я тебе скажу. Мне нравится моя работа в этом городе. Нравится сидеть в кабинете с утра до ночи, и битвы умов нравятся, и борьба за деньги и престижные вещи, и можешь считать меня полным психом.