Покорение Крыма
Шрифт:
— Если при мирном трактовании не будут одержаны независимость татар, кораблеплавание на Чёрном море и крепости в заливе, то за верное слово можно сказать, что со всеми победами над турками мы не выиграли ни гроша. И я первая скажу, что таковой мир будет постыднейшим для России... Это моё последнее слово. Я сама напишу об этом в Совет...
Большинство членов Совета первоначально склонялось к мнению Панина: во имя утверждения российской ноги в Крыму идти на все возможные уступки туркам. Но после зачтения записки императрицы, которую она действительно
Обрескову в Бухарест послали рескрипт о крымских артикулах, в котором предписывалось уступить Турции «все города и крепости на Кубани, исключая из того один остров Таман, который нужен к беспосредственному сообщению крымских татар с ногайскими ордами». Но если Порта заупрямится, то как крайнюю меру разрешалось сделать последнюю уступку: «ещё и на самом Таманском острове отдать в диспозицию и владение Порты в углу оного к Чёрному морю достаточное место к построению крепости и снабжению оной нужными угодьями».
Относительно мореплавания в Чёрном море в рескрипте чётко излагалось мнение Екатерины:
«Мы о свободе мореплавания никакого исключения дозволить не можем».
Никита Иванович Панин приложил к рескрипту своё частное письмо Обрескову, где посетовал:
«Ничем преодолеть по сию пору мне было невозможно надменных воображений о устроении впредь великих морских сил на Чёрном море».
Озабоченный скорейшим окончанием войны, Панин оказался менее прозорливым, чем Екатерина. Пройдёт всего десяток лет, и на карте Российской империи появится новый город — Севастополь, ставший оплотом Черноморского военного флота.
Декабрь 1772 г. — март 1773 г.
Пока в Петербурге рассуждали об уступках Порте, в Бухаресте обстановка резко изменилась.
В последние дни декабря к Абдул-Резаку один за другим примчались два нарочных из Константинополя, доставившие новые указания великого везира Муссун-заде. И на очередной — шестнадцатой — конференции турецкий посол вдруг отложил обсуждение шести очередных статей договора, предложенных Обресковым, снова вернулся к вопросу о крепостях и мореплавании и в решительной форме потребовал оставить Керчь и Еникале за Портой во имя упрочения её безопасности от татар.
— Сие предложение смешно, ибо нелепо подумать, что татары могут совершить нападение на Порту, — возразил Обресков.
— Тогда исключите из ваших требований мореплавание, — быстро сказал Абдул-Резак, — и мы в других делах удобнее сможем согласиться.
Алексей Михайлович раскусил умысел рейс-эфенди.
— Надо быть в великой крайности державе, чтобы согласиться принять от другой такие законы. Только на реках позволительно делать подобные запрещения. А море по естеству своему есть для всех свободное.
— Чёрное Море нам принадлежит! — с жаром воскликнул Абдул-Резак.
— Одни его берега, — хладнокровно поправил Обресков.
— Сего достаточно,
— По-первому, они уже отдали крепости нам, о чём я представлял соответствующий трактат. А по-другому, даже если пойти на это, то сия уступка не усилит их — они крепостями защищаться не умеют. А между тем вольность их явится мнимой, так как Крым окажется открытым для нападений соседней державы. Россия же, не имея на Чёрном море флота, не сможет ни отвратить неприятеля, ни помочь татарам.
— О какой соседней державе вы говорите?
— Их с Крымом несколько граничит, — ушёл от ответа Обресков.
— Откажитесь от мореплавания, и мы отдадим вам крепости.
— Они по договору с татарами и так нашими являются, — повторил Обресков. — И оставим их в покое.
— Тогда откажитесь от них, и мы согласимся на ваше мореплавание.
Алексей Михайлович неприязненно посмотрел на рейс-эфенди:
— Наша дружеская негоциация становится похожей на купеческий торг. Но Россия своими приобретениями не торгует!
— Это татарские земли, а не ваши!
— Да, татарские. Но крепости в них уступлены нам.
— Уступлены под принуждением!
— Вольно подписанный договор не может быть принудительным!
— О какой воле вы говорите, когда Щербин-паша с пушками у Бахчисарая стоял!
Обресков, дрожа всем лицом, проклокотал из груди:
— Я не намерен далее обсуждать этот вздор!
И, не прощаясь, покинул конференц-зал.
Вернувшись в свою резиденцию, он сорвал с головы пышный парик, в бешенстве бросил его в угол, долго и зло ругался, а затем, охнув, схватился за грудь и с побагровевшим лицом рухнул в кресло.
Бывший рядом с ним полковник Петерсон заорал на весь дом:
— Лекаря-я!..
Прибежавший на зов доктор, волнуясь, осмотрел посла, послушал, дал какие-то капли и посоветовал полежать несколько дней в покое:
— Чрезмерное усердие, проявляемое вашим превосходительством, чувствительно отразилось на здоровье... Отдохните от забот...
Возобновившиеся в январе конференции прошли в настойчивых попытках сторон навязать друг другу собственные условия мира. Но острая обоюдная борьба результатов не принесла.
Тогда Обресков, выполняя волю Екатерины, за счёт разрешения Турции построить ещё одну крепость на Тамане, попытался добиться ответных уступок.
— Сие решение моего двора, — пояснил он миролюбиво, — совершенно удовлетворяет вашим требованиям иметь защищение посредством строительства новой крепости, взамен уступленных нам в Крыму.
Абдул-Резак без колебаний отверг притязания посла:
— Уступая сии крепости, Порта невозвратно теряет свою безопасность и спокойствие.
— Ежели крепости останутся во владении Порты, то равномерно и мой двор всю безопасность и спокойствие потеряет.