Покорение Южного полюса. Гонка лидеров

Хантфорд Роланд

На следующее утро британцы свернули лагерь и оставили чёрный флаг позади, чтобы дотащить свои сани последние несколько миль до полюса, продвигаясь по следам Амундсена со странным ощущением какой-то разрядки напряжения. В половине седьмого вечера они дошли до места, которое считали целью. Была среда, 17 января 1912 года, — прошло ровно тридцать четыре дня после того, как норвежцы примчались сюда на своих собаках. Скотт мрачно записал в своём дневнике:

Полюс. Да, но при совсем других обстоятельствах, нежели ожидалось. У нас был ужасный день — помимо разочарования дул жесточайший ветер от 4 до 5 и температура минус 22 °C. Спутники мои трудились с обмороженными ногами

и руками… Боже правый! Это отвратительное место и особенно ужасное для нас — тех, кому пришлось пробиваться сюда, чтобы проиграть.

Скотту достался от Амундсена единственный оригинальный участок работы — определение высоты полюса над уровнем моря. Но сделать это было невозможно, потому что гипсометр был неисправен; вся экспедиция оказалась бессмысленной. Оставалось лишь проверить координаты, определённые Амундсеном, — совершенно пустая затея после того, как, по словам Уилсона, «все присутствующие согласились с тем, что он может заявить приоритетное право на сам полюс».

Эта сцена разительно отличалась от той, что происходила здесь месяц назад. Вместо норвежского квартета, неторопливо проводившего свои круглосуточные наблюдения, Боуэрсу и Скотту пришлось ограничиться пятью наблюдениями в течение одной ночи, на большее времени не было. Боуэрс возился с теодолитом и определял значения, а Скотт записывал их.

Температура держалась на отметке минус 30 °C, то есть на целых восемь градусов ниже, чем в то время, когда здесь был Амундсен. Закончились дары фортуны в виде безветрия и ясного неба, не видно было собак, растянувшихся и гревшихся на солнце. Вместо этого дул резкий ветер и над двумя дрожавшими от холода мужчинами нависали свинцовые снежные тучи. Причём, как написал Скотт,

воздух был такой странный, влажный и холодный — обычно при таком в два счёта промерзаешь до костей… это мало отличалось от однообразия последних дней… Ну, что-то здесь всё-таки есть, и завтра ветер может стать нашим другом… А теперь домой — нам предстоит отчаянная борьба за то, чтобы сообщить эти новости первыми. Интересно, сможем ли мы.

Другими словами, Скотт надеялся хоть на какую-то иллюзию победы. Он ещё не совсем понял, что возвращение станет схваткой со смертью, но чётко осознал, что время терять нельзя.

В пять часов утра они снова были на улице. Закончив свои наблюдения и обработав результаты, Боуэрс и Скотт решили, что находятся примерно в трёх милях от полюса. Посмотрев в направлении, на которое указывали расчёты, Боуэрс заметил палатку Амундсена, стоявшую в двух милях от них. Они впряглись в сани, дошли до неё и обнаружили норвежский флаг с вымпелом «Фрама», развевавшиеся в высоте. Но с шоком, который вызвал первый чёрный обрывок материи, это сравниться уже не могло.

Скотта восхитил чёткий силуэт палатки.

Внутри он обнаружил письмо Амундсена к королю Хаакону VII и к себе самому:

Уважаемый капитан Скотт,

поскольку Вы, вероятно, первым после нас окажетесь в этом месте, я прошу Вас, пожалуйста, передайте это письмо королю Хаакону VII. Если Вы сможете использовать что-то из вещей, оставленных в палатке, пожалуйста, не стесняйтесь делать это. Я от души желаю Вам безопасного возвращения.

Искренне Ваш, Руаль Амундсен

«Я озадачен этим письмом», — заметил Скотт в своём дневнике. И данная запись красноречиво говорит о состоянии его ума. Он даже не понял, что Амундсен на всякий случай принял меры предосторожности. Скорее всего, он подозревал тайную попытку унизить его. И в результате всего одним движением, по словам Раймонда Пристли, Скотт «был разжалован в почтальоны».

Оставленные Амундсеном

вещи пришлись кстати: Боуэрс обрадовался паре рукавиц из оленьего меха, которые заменили его старые, собачьи, потерянные несколько дней назад. «Было похоже, что норвежская партия ожидала более холодной погоды… и не столкнулась с ней, — отметил Скотт в своём дневнике, изучив предметы меховой одежды, аккуратно сложенные на полу палатки. — Этого нельзя было понять из утрированного отчёта Шеклтона». Увы, но даже здесь Скотт до последнего продолжал борьбу с невидимым соперником.

Оставив записку о том, что они тоже были здесь, участники британской партии застегнули палатку и отправились туда, где, по их предположениям, находится полюс. Там, по словам Скотта, они «построили пирамиду, укрепили наш бедный маленький „Юнион Джек“ и сфотографировались — делать это было довольно холодно».

Во всём этом таится патетическая ирония. Невыспавшиеся, замёрзшие, усталые, всё ещё потрясённые поражением, Скотт и Боуэрс допустили ошибку в расчётах. Они решили, что прошли дальше полюса, а на самом деле не дошли до него. Думая, что двигаются к нему, они удалялись от нужной точки. В соответствии с их собственными наблюдениями они вообще не попали на полюс [110] .

110

Hinks, A. R. The Observation of Amundsen and Scott at the South Pole, Geographical Journal, Volume CHI, p. 160.

Вера британцев в то, что они достигли математически выверенной точки полюса, ещё больше укрепилась после обнаружения чёрного флажка Амундсена примерно в полумиле от построенной Скоттом пирамиды. К этому флажку была прикреплена записка Амундсена, гласившая:

Норвежский Полхейм находится на отметке 89°58' ю. ш. к в. (комп.) 8 миль. 15 дек. 1911. Руаль Амундсен.

Это было написано на английском. Скотт ошибочно принял флажок за оставленную норвежцами отметку о полюсе, хотя это явно было не так — они обнаружили всего лишь крайний левый знак из тех, которыми Амундсен «огородил» место полюса.

После очередного раунда наблюдений Скотт перенёс «бедный маленький „Юнион Джек“», как он думал, ещё ближе к полюсу, но на самом деле теперь он наоборот отошёл от него. После этого британская партия отправилась в обратный путь. По словам Скотта, «теперь мы повернулись спиной к объекту наших амбиций с горьким чувством. Нас ждут 800 миль тяжёлой дороги — прощайте наши мечты!»

По сравнению с возвращением Амундсена обратная дорога Скотта была гораздо более прямой: ни «Чёртова ледника», ни изломов рельефа, ни загадочных гор — только детально нанесённый на карту и уже пройденный маршрут к широкому входу на ледник Бэрдмора. Они стартовали удачно и первое время шли хорошо — с постоянным полярным ветром, дувшим в спину, и закреплённым на санях парусом, с плотным крепким настом и удобным для спуска склоном с вершины плато. За первые три недели они проходили в среднем по четырнадцать миль в день, почти не уступая Амундсену в скорости передвижения.

Несомненно, с точки зрения атмосферы британское путешествие резко контрастировало с норвежским. Амундсен по дороге домой устроил победную гонку, торопясь сообщить новости. Возвращение Скотта напоминало бегство побеждённого. Вначале он тешил себя надеждами на спасение от полного поражения с помощью того, что опередит Амундсена у телеграфного аппарата и расскажет миру свою историю первым. Он даже начал составлять текст сообщения, в сохранившемся отрывке которого есть такая фраза: «Вызывает удовлетворение, что вышеуказанные факты доказывают одно и то же — обе партии были на полюсе». Но самообман был недолгим. Что-то в Скотте сломалось после поражения — и его компаньоны чувствовали это.