Покоренная горцем
Шрифт:
— Тебе не нравится, что тебя несут, верно, Эдмунд? — Он поставил мальчика на ножки и взял его за руку. Тот мгновенно перестал кричать.
— Да. — Малыш потянул Колина за руку, затем еще раз и еще, пока тот не опустился перед ним на корточки. — Ты кто?
Заглянув мальчику в лицо, Колин был изумлен его красотой. В ореоле мягких золотистых локонов, со светло-голубыми глазами, он очень походил на мать… и на круглолицего ангела, которого Колин однажды видел на картине во Франции.
— Я Колин, — ответил шотландец.
— Где мама? — Эдмунд поднял пухлый кулачок и утер заплаканные
— Она будет здесь с минуты на минуту. Ты ведь большой мальчик и подождешь ее, правда?
Эдмунд кивнул и сунул большой палец в рот.
— Кэмпбелл, я потрясен… — пробормотал капитан, когда Колин выпрямился.
Шотландец с усмешкой ответил:
— Прости, они не любят, когда с ними обращаются как с младенцами.
— Да, они быстро растут, — заметил Гейтс, глядя на мальчика с любовью.
Колин проследил за его взглядом, затем посмотрел на крошечную ручку Эдмунда в своей ладони.
— Жаль, что очень уж быстро, — сказал он тихо, вспоминая своих родных на острове Скай. Он был рад, что заехал в Кэмлохлин перед поездкой сюда. До того дня Колин ни разу не видел своих племянников и племянниц, и ему было немного грустно, что они его не знали. Они напомнили ему о том, что он не только воин, но и мужчина. Может, когда-нибудь он станет отцом. Но не в ближайшее время — это уж точно.
— Хочу есть, — сказал Эдмунд, не вынимая пальца изо рта.
Колин погладил свой бурчащий живот и заявил:
— Я тоже! Не хочешь составить мне компанию за столом?
Эдмунд утвердительно кивнул, и все трое направились к лестнице, ведущей в Большой зал.
Когда они спустились, в зале все еще оставалось несколько человек. Огненно-рыжая служанка, которую тискал Девон, когда его кузина пошла за вином, подала вновь прибывшим по миске холодного рагу из баранины с черствым хлебом и по изрядному куску твердого сыра. Они ели в полном молчании, и в какой-то момент Колин вдруг осознал, что слишком уж странная тишина царила за их столом. Но разве маленьким детям не свойственно постоянно шалить и болтать? Черт побери, его племянники обычно поднимали такой шум за столом, что у любого голова бы пошла кругом. Но Эдмунд не произносил ни звука. Колин посмотрел на капитана, затем перевел взгляд на ребенка. Мальчик сидел на стуле с прямой, как стрела, спиной. Положив одну руку на колени, он другой аккуратно отправлял в рот рагу, не роняя ни капли на подбородок. Его манеры поведения за столом были безупречны.
Колин помрачнел и нахмурился. Все это выглядело неестественно.
— Тебе нравятся мечи, Эдмунд? — спросил он наконец.
— Я люблю щенков.
Колин еще больше помрачнел. Какая польза будет пареньку от щенков, если однажды у его горла окажется клинок врага? Горец оглядел зал и был удивлен, не обнаружив там других детей. С кем же играл этот мальчик? И какого черта его, Колина, интересуют вопросы, не имеющие отношения к делу? Он посмотрел на свою ложку и молча отправил ее в рот. Он терпеть не мог отвлекаться по пустякам. Но еще больше его раздражала эта неестественная тишина.
Отложив ложку, Колин вытащил из-под камзола кинжал и вонзил его в дощатый стол. Гейтс моментально вскочил на ноги, выхватив меч,
— Ты когда-нибудь играл в «крестики-нолики», паренек? — Колин перевел дружелюбный взгляд на Гейтса и пояснил: — Это всего лишь игра, которую я хочу ему показать, капитан.
Эдмунд отрицательно покачал головой, а затем с интересом наблюдал, как Колин прочертил четыре глубокие царапины на поверхности стола — две горизонтальные и две вертикальные.
— Мои племянники часто в это играют, — сказал горец, убрав в ножны кинжал, и отщипнул пять маленьких кусочков хлеба и столько же крошечных кусочков сыра. Он передал сыр Эдмунду и улыбнулся капитану — тот снова уселся на свое место, но меч положил на колени.
— Ты будешь «нолики», а я — «крестики». — Колин поместил кусочек хлеба в центр начерченной им сетки. — Теперь ты должен положить твой сыр в одну из этих клеточек. Первый, кто уложит свои три кусочка в ряд вот так, так или так — он провел пальцем вертикальную, горизонтальную и диагональную линии, — тот победит. Понял?
Эдмунд кивнул.
— Хорошо. Твой ход.
Эдмунд мгновение подумал, затем наклонился над столом и поместил кусочек сыра в верхний левый угол сетки.
— Капитан, вы упоминали о своей жене, — сказал Колин, положив хлеб справа от первого кусочка. — Она живет здесь?
— Нет. Она предпочла остаться в Эссексе. Я навещаю ее, когда представляется возможность. — Он указал на игровое поле, где Эдмунд положил сыр слева от хлеба в центре. — А что будет, если никто из вас не сумеет составить ряд?
— Тогда будет ничья. — Колин поместил кусочек хлеба в правый верхний угол, позволяя Эдмунду выиграть, если мальчик сделает правильный ход. — Наверняка жена будет беспокоиться за вас, когда принц Вильгельм вернется, наконец, к нашим берегам, чтобы заявить свои права на трон.
— Почему вы так уверены, что он это сделает?
— Я на это надеюсь. — Шотландец пристально взглянул на Гейтса. — Многие из нас надеются.
И Колин не обманывал; он прибыл сюда вовсе не для того, чтобы помешать высадке Вильгельма. Его цель — выведать все, что возможно, о готовившемся вторжении. Король Яков был достаточно мудр, чтобы понимать: только хорошая подготовка к битве будет их единственным шансом на победу. Если бы Колин остановил поток писем, идущих отсюда к Вильгельму — кто бы их ни писал, — голландский принц мог бы составить другой план, и тогда потребовались бы годы, чтобы раскрыть этот новый план.
Гейтс ответил на это неопределенным кивком, затем сказал:
— Жена не беспокоится. Если принц вернется… Не думаю, что он встретит здесь значительное сопротивление.
Горец едва заметно улыбнулся, когда Эдмунд положил сыр в нужную клетку и выиграл. Колин-то знал: принц столкнется с более мощным сопротивлением, чем капитан представлял.
— Отлично! — Колин подмигнул мальчику и, подняв глаза, увидел, что к ним спешит леди Джиллиан в сопровождении лейтенанта д'Атра, шагавшего рядом с ней.