Покоренная поцелуем

Донна Валентина

Он повернулся спиной к народу, умоляя небо придать ему сил, чтобы сказать крестьянам то, что он должен был сказать, не заикаясь и не показывая им, как трудно ему дается выполнение данного обещания. Хотя он предпочел бы скорее умереть от рук норманнов, чем выдавить из себя слезу, он вдруг осознал, что его желание сохранить стойкость имеет крайне мало общего с ролью человека, утратившего все и стремящегося в то же время спасти свой народ.

Сейчас неважно, что о нем подумают люди. Он хотел быть перед Марией настоящим мужчиной.

Глава 7

Мария тщательно разработала

свой план. Появление Хью во всей его силе и величии в компании смиренного Ротгара должно было продемонстрировать народу Лэндуолда незыблемость нового порядка. И хотя Хью гордо восседал на своем великолепном коне в его доспехи сверкали на солнце, делая всю его фигуру еще более импозантной, жители Лэндуолда почти не обращали на него внимания, - оно все было поглощено Ротгаром.

Побросав инструменты, они подбежали к нему, окружили, все потянулись к нему, как пчелы к родному улью. Он слез с осла, постоял среди них; она не спускала с него глаз. Его коротко остриженная голова возвышалась над другими, а солнечные лучи отражались от его коричнево-рыжеватых с золотым отливом волос.

– Может, стоит подъехать поближе, миледи?
– поинтересовался Уолтер.
– Он может там рассказывать им всякие небылицы.

В этот момент Ротгар бросил на нее взгляд через плечо. До него было довольно далеко, значит, она лишь, позволив разыграться своему воображению, представляла его горящие от уязвленной гордости глаза, которые без всяких слов говорили, что, несмотря на боль в сердце, он выполнит свое обещание. У нее стало горько во рту при воспоминании о тех угрозах, к которым она была вынуждена прибегнуть, чтобы заручиться таким обещанием.

– Он дал слово, Уолтер, - ответила она рыцарю.
– И я ему доверяю.

– У вас так же поврежден рассудок, как и у брата, - съязвил Филипп. Разве можно доверять англичанам? Особенно саксам?

– Филипп!
– Грубый окрик Уолтера привел их всех в замешательство.
– Не смей разговаривать в таком тоне с миледи! Кроме того, не забывай, ты теперь тоже землевладелец и должен понимать, до каких пределов можно идти, чтобы не навредить самому себе.
– В голосе ворчливого рыцаря чувствовалось уважение к Ротгару. Он молча продолжал наблюдать за ним.

Они сидели на лошадях, - она вместе с рыцарями, - и хранили полное молчание, как и Хью, прислушиваясь к невразумительным перешептываниям в толпе. Время от времени глубокий, богатый полутонами голос Ротгара брал верх, вызывая громкие крики одобрения в толпе, которая тут же пыталась еще больше приблизиться к нему, чтобы все могли слышать его слова.

"Вполне естественно с моей стороны, - убеждала она себя, - постараться узнать, что он им сказал"? Он был ее враг, несмотря на безотчетное доверие к нему. И так как он был враг, она была уверена, что лишь вражда, а не какие-то иные чувства заставили учащенно биться ее сердце, когда он наконец вышел из толпы и направился к ней.

Концы туники развевались при ходьбе, напоминая ей вновь о его лишениях, заставляя ее еще раз устыдиться своего полного невнимания к его элементарным удобствам. Ведь она не позаботилась даже о том, чтобы ему

принесли плащ, или хотя бы как следует накормила перед встречей с народом. Она тронула рукой привязанный к седлу небольшой узел, подумав о тех деликатесах, которые она хотела передать ему после того, как он выполнит данное ей обещание. Слава Богу, хоть об этом она не забыла. Большой кусок совсем нежирной ветчины, свежеиспеченный хлеб, твердый сыр отличного качества, бурдюк лучшего лэндуолдского, настоянного на одуванчиках вина. Все это, бесспорно, такая малость по сравнению с той ролью, которую он взял на себя.

Сорвав на ходу несколько пучков высохшей травы, он подошел к жеребцу Хью и протянул корм. Он стоял, опустив голову, наблюдая за тем, как конь облизывал подарок.

Все жители Лэндуолда не отрывали от него глаз, казалось, воздух вот-вот взорвется от перенасыщенного напряжения.

– Вы должны понять, - сказал Ротгар дрожащим от нахлынувших на него эмоций голосом, - что эти люди ничего не знают о масштабе тех перемен, которые принес в Англию ваш щедрый, наделенный чувством юмора король Вильгельм. Я сказал им все, как меня просили, но они выражают абсолютно нереальную уверенность в моей способности восстановить здесь все так, как было прежде.

Выходит, Гилберт был прав. Его попытки заручиться доверием крестьян по отношению к Хью были обречены на неудачу с самого начала. Разочарование как ножом резануло ее по сердцу.

– И не следует осуществлять свои угрозы, - продолжал он бесстрастным тоном, словно эти слова пришли ему в голову только на обратном пути.
– Они ничего не знают, но я придумал, как можно продемонстрировать английское подчинение норманнским владыкам.

Жеребец толкнул его мордой в руку, требуя еще травы, а Ротгар Лэндуолдский в эту минуту опустился на одно колено перед Хью.

Из груди Марии вырвался непрошеный вопль возмущения. Истинно кающийся грешник склонил бы на его месте голову, может, даже весь сжался бы от услужливой покорности, но Ротгар стоял на колене прямо, словно у него вместо позвоночника был вставлен кусок норманнского копья.

Он смотрел прямо впереди себя, туда, где возле дома в Лэндуолде поднимался дым от костров; он был бледен, словно человек, страдающий от приступов лихорадки, на его щеках играл лишь легкий румянец. Его такие голубые, такие живые глаза, казалось, замерли от мрачного отчаяния, он тяжело и хрипло дышал, словно сейчас ему требовались все силы, вся его выдержка.

Филипп негодующе фыркнул, а другие рыцари отвели глаза в сторону.

Ротгар хорошо знал свой народ. Громко шаркая ногами, перебрасываясь почти не слышными, полными разочарования фразами, они поднимали брошенный инструмент и отправлялись на рабочие места.

Как ей хотелось в эту минуту дотронуться до него, протянуть ему руку, чтобы помочь встать на ноги, но она была уверена, что любое, по его мнению, унижение по отношению к нему могло лишь еще больше ожесточить его сердце, еще сильнее настроить его против нее. "Ты не должна этого делать", - подсказывал ей внутренний голос, и она вдруг вспомнила предложение Бруно о браке.