Покоритель джунглей
Шрифт:
И тогда Рам-Шудор, подняв руку к небу, произнес страшную клятву, которую ни один индус, будь он сто раз предатель, вор и убийца, не осмелится нарушить, если уж она сорвалась с его губ. Поклявшись Брамой, Вишну и Шивой, факир продолжал:
— Пусть я умру вдали от близких, в самых страшных мучениях, пусть никто из моих родных не согласится выполнить на моей могиле погребальный обряд, пусть тело мое будет брошено на съедение самым гнусным животным, пусть душа моя переселится в тело желтолапых грифов и вонючих шакалов и пребывает там в течение жизни тысяч и тысяч человеческих поколений, если я изменю своей клятве служить вам и быть вам преданным до последнего вздоха. Я сказал, пусть дух Индры запишет это в Книгу судеб, дабы помнили о моей клятве боги-мстители!
Произнеся клятву, Рам-Шудор обошел всех
— Теперь, — сказал Рама-Модели Сердару, — в какой бы час дня и ночи вам ни понадобился этот человек, каковы бы ни были ваши приказания, он принадлежит вам душой и телом, и никогда, слышите, никогда не нарушит он свою клятву, по праву названную страшной. Чтобы вы поняли всю ее важность… Вы знаете, Сердар, что я люблю вас и предан вам, но эту клятву я бы не произнес, ибо стоит мне отступить от нее, даже не по моей воле, боги-мстители этого не забудут.
— О, Рама, тебе нет нужды в клятвах, чтобы быть верным другом и делать добро.
Они пожали друг другу руки, вложив в это рукопожатие все дружеские чувства, возникшие между ними за десять лет совместно пережитых опасностей и страданий.
— А я? — спросил Нариндра, подойдя к ним.
— А ты, — сказал Сердар, употребив одну из символических формул, которые так любят индусы, — ты — дух, соединяющий наши души. Недаром имя твое — Нариндра, нара — дух, Индра — имя бога.
Действительно, трудно было представить себе людей, более разных по происхождению, воспитанию, привычкам и вместе с тем так прочно соединенных душой и мыслями. Приближался час, когда двое индусов должны были вновь доказать Сердару свою дружбу и преданность.
Видя, что Сердар отказался от давней мечты восстановить свою репутацию ради того, чтобы остаться с Нана-Сахибом, Рама и Нариндра испытали живейшее огорчение, ибо в минуты отчаяния Сердар делился с ними самыми сокровенными переживаниями. Сколько раз видели они, как эта гордая, тонко чувствующая душа сгибается под грузом мучительных воспоминаний, сколько раз их друг готов был покончить счеты с жизнью, чтобы в вечном сне обрести вечный покой! После волнующей сцены клятвы, когда маленькое общество Нухурмура пополнилось новым членом, все стали прощаться с Нана-Сахибом, к которому по-прежнему относились со всеми подобающими принцу почестями. В этот момент Нариндра быстро шепнул Раме на ухо:
— Мне нужно кое-что сказать тебе по секрету, зайди ко мне.
— Я хотел просить тебя о том же самом, — ответил заклинатель.
— Смотри, чтобы никто не догадался о нашем разговоре.
— Даже Сердар?
— Прежде всего Сердар!
Нариндра под предлогом усталости (он действительно после того, как вышел из Бомбея, шел без отдыха двое суток днем и ночью) попросил разрешения пойти отдохнуть и удалился в свою пещеру, выйдя вместе с заклинателем.
Несколько мгновений спустя, отодвинув циновку, закрывающую вход, в пещеру вслед за Нариндрой вошел Рама.
— Я здесь, Нариндра, — сказал он.
— Будем говорить шепотом, — ответил маратх, — Сердар не должен подозревать о наших планах, я знаю его, он на это не согласится.
— У меня тоже есть к тебе одно предложение, но говори вначале ты, ибо идея этого разговора принадлежит тебе.
— Возможно, мысли наши совпадают, выслушай меня и ответь откровенно. Что ты думаешь об эгоизме и равнодушии, с которыми Нана-Сахиб отнесся к тому, что Сердар принес ему в жертву свои чувства, самого себя, свою самую дорогую мечту?
— Я думаю, как и ты, Нариндра, что для принцев люди — лишь слепые орудия в их руках, рабы их воли и что самое главное для них — это они сами.
— Прекрасно, теперь я уверен в твоей поддержке. Когда я увидел сегодня, что Сердар в своей преданности принцу зашел настолько далеко, что отказался даже от восстановления своей чести, от любви сестры, которая приезжает в Индию ради того, чтобы ее брат покончил наконец с жизнью скитальца, которую он ведет уже столько лет, когда я увидел это, мне показалось, что мы будем присутствовать при одной из тех великолепных сцен, которые встречаются только в древних
Ах, если б Нана сказал ему: «Сердар, я могу позволить вам пожертвовать жизнью, но не честью. Ступайте, осуществите ваш план, восстановите ваше доброе имя, верните себе уважение общества и любовь вашей семьи. Я здесь в безопасности — и с вами, и без вас. Если, выполнив задуманное, вы захотите помочь мне бежать и переправить меня в свободную страну, где потомку Великих Моголов не придется опасаться унижения, я буду счастлив принять от вас эту последнюю услугу». Ах, если бы он так сказал, как это было бы прекрасно, великодушно и достойно потомка двадцати царей, которые, покоясь в пыли веков, признали бы, что их отпрыск достоин их… Но нет, он соблаговолил просто поблагодарить людей, которые жертвуют честью и жизнью ради того, чтобы на его репутации не было ни пятнышка, чтобы гордость его не страдала. Так нет же, этому не бывать, Рама! Довольно! Я не хочу, чтобы истинный герой восстания умер, обесчещенный этой марионеткой, который умел только играть в монарха, тогда как надо было с мечом в руках гнать англичан до самого океана, чтобы завершить начатое нами дело. Нет, этому не бывать, потому что я, воин народа маратхов, самой чистой индусской расы, не стану склоняться перед этим мусульманином-моголом, чьи предки еще за шесть веков до англичан поработили мою страну. Этому не бывать, потому что Сердар ошибается на его счет, сам того не подозревая. Нана так же не способен бороться с превратностями судьбы, как бездарен он был, когда ему улыбалась удача. Восхищаясь Наной, Сердар на самом деле восхищается собственным героизмом. Мы охраняем принца, а он в это время либо курит трубку, растянувшись на диване, либо спит. Я понимаю, что Сердар уважает, боготворит Нану как символ побежденного восстания, тогда как подлинным символом был он сам и для патриотов, как ты и я, по-прежнему олицетворяет его честь и, может быть, надежду. Поэтому я не хочу, чтобы Сердар жертвовал собой ради этого человека и рисковал выступить с оружием в руках против полка, которым будет командовать его зять, а знамя которого будет нести племянник. Мы вдвоем, Рама, должны спасти нашего друга помимо его воли и, я повторяю, так, чтобы он ни о чем не догадался, иначе он не согласится.
— Я слушал тебя, не перебивая, Нариндра, — с горячностью ответил заклинатель, — ибо каждое твое слово отвечало моим мыслям. Но каким образом мы можем достичь нашей цели? Ты же знаешь характер Сердара, его непреклонность и приверженность своим убеждениям.
— Я нашел средство, Рама.
— Какое же?
— Действовать должен сам Нана-Сахиб, одни мы ничего не добьемся.
— Он никогда не согласится.
— Ты ошибаешься, Рама, — холодно ответил Нариндра. — Я решился на все, чтобы избежать непоправимого несчастья.
— Даже на предательство Наны? — нерешительно спросил заклинатель.
— Ты забываешь, Рама, что я царской крови, я тоже потомок древних правителей нашей страны, я последний представитель старой маратхской династии, правившей Деканом и никогда не подчинявшейся набобам Дели. Англия сама признала права моего отца на титул раджи, но я не захотел получать пенсию от англичан и стать частью стада набобов, лишенных владений и украшающих салоны вице-короля Калькутты. Я не склонял головы перед Нана-Сахибом, меня с ним не связывает никакая клятва верности… Я прошу тебя сегодня же вечером присутствовать при моем разговоре с ним в то время, как Сердар будет по обыкновению объезжать озеро. Когда-нибудь ты сможешь выступить как свидетель.