Покрашенный дом
Шрифт:
После этого он обработал еще нескольких желающих, а потом Далила заявила, что ее мужу пора ужинать. А через час они вернутся для финального представления.
Было уже совсем темно. Все вокруг заполняли разнообразные звуки, всегда сопровождающие аттракционы и шоу: возбужденные вопли и визг детишек, катающихся на карусели, радостные крики победителей, выигравших призы, музыка из множества динамиков, выдававших самые разнообразные мелодии, непрерывная трескотня зазывал, уговаривающих народ поактивнее расставаться с деньгами, поглядеть на самую большую в мире черепаху, выиграть еще один приз и подавляющий
Родителей я обнаружил возле Мэйн-стрит - они пили лимонад и наблюдали за всем этим спектаклем с безопасного расстояния. Паппи и Бабка уже сидели в грузовичке, готовые к отъезду, но явно желая еще задержаться. Аттракционы приезжают к нам всего раз в год.
– У тебя сколько денег осталось?
– спросил отец.
– Около доллара, - ответил я.
– Это колесо обозрения что-то не очень безопасным выглядит, Люк, - сказала мама.
– Я на нем два раза прокатился. И все в порядке.
– Я дам тебе еще доллар, если ты больше не будешь на нем кататься.
– Ладно, согласен.
Она вручила мне долларовую бумажку. Мы договорились, что вернусь примерно через час. Я нашел Деуэйна, и мы решили, что пора проверить, как там это женское шоу. Мы быстро пробрались сквозь толпу и замедлили ход только возле цыганских фургонов. Здесь, позади них, было гораздо темнее. Перед самим шатром стояли несколько мужчин - курили сигареты, а в дверях вихлялась молоденькая женщина в очень откровенном костюмчике - она вертела бедрами и вызывающе пританцовывала.
Мы, баптисты, всегда считали, что танцы - дело изначально дурное и вообще греховное. Они занимали такое же место в списке самых тяжких прегрешений, что и пьянство или богохульство.
Эта танцорка была не такая привлекательная, как Далила, да и не умела так же изящно демонстрировать свои прелести. Конечно, у Далилы позади годы практического опыта, она ж весь мир объехала.
Мы стали медленно прокрадываться дальше, держась в тени, пока рядом вдруг не раздался какой-то незнакомый голос, провозгласивший словно ниоткуда: «Хватит, и так далеко забрались. А теперь убирайтесь отсюда, ребята!» Мы замерли на месте и оглянулись по сторонам. И в этот самый момент услышали другой, хорошо знакомый голос, провозглашавший позади нас: «Покайтесь! Покайтесь, погрязшие в пороке!»
Это был преподобный Эйкерс, он стоял, выпрямившись во весь рост с Библией в руке, согнутым пальцем другой тыкая в небеса.
– Вы, порождения ехидны! Исчадия ада!
– орал он во всю силу своих легких.
Я не успел увидеть, перестала танцевать та молодая женщина и разошлись ли мужчины, стоявшие у шатра. Не было времени оглянуться: мы с Деуэйном тут же бросились на землю и на четвереньках побежали, как преследуемая дичь, сквозь скопление фургонов и грузовиков, пока не увидели свет, пробивавшийся между двумя павильонами возле дорожки. Там мы вылезли и затесались
– Как думаешь, он нас видел?
– спросил меня Деуэйн, когда мы оказались в безопасности.
– Не знаю. Вряд ли.
Мы сделали круг и снова подобрались поближе к цыганским фургонам. Брат Эйкерс был в прекрасной форме. Он подошел уже футов на тридцать к шатру и теперь изгонял демонов самым громким голосом, на какой был способен. И имел некоторый успех. Танцорка куда-то исчезла, так же как и мужчины, что слонялись у шатра и курили. Он угробил это шоу, хотя, как я подозревал, все они сидели внутри и ждали, когда он уберется.
А Далила между тем снова появилась у ринга - опять в другом костюме. Он был сшит из леопардовой шкуры и едва прикрывал ее прелести, так что я был уверен, что на следующее утро брату Эйкерсу будет что сказать об этом. Он обожал приезды аттракционов, потому что они давали ему материал для обличений с церковной кафедры.
Возле борцовского ринга уже собралась толпа, все глазели на Далилу и ждали Самсона. Она еще раз представила его публике, теми же словами, что мы уже слышали. Потом он наконец запрыгнул на ринг - он тоже был теперь в леопардовой шкуре. Плюс тесные шорты, никакой рубашки, сверкающие черные кожаные сапоги. Он с важным видом прошелся по рингу, потом встал в красивую позу и попытался раззадорить нас, чтобы посвистели.
Мой приятель Джеки Мун первым влез на ринг и, подобно большинству предыдущих жертв Самсона, предпочел стратегию уловок и уверток. Двадцать секунд он ловко уворачивался и ускользал, пока Самсону это не надоело. Сначала «ножницы», захват ногами, потом бросок с перекатыванием, как нам объяснила Далила, и вот Джеки уже лежит на траве неподалеку от меня. И смеется: «Совсем не так уж и плохо!»
Самсон и впрямь не собирался никого увечить: это могло повредить его бизнесу. Но по мере того как его выступление приближалось к концу, он становился все более задиристым. И все время кричал нам: «Что, настоящих мужчин среди вас больше не осталось?» Акцент у него был какой-то совершенно экзотический, а голос низкий и пугающий. «Ну, остались еще настоящие воины в городе Блэк-Оук, штат Арканзас?»
Мне хотелось сейчас быть семи футов ростом. Тогда бы я тоже влез на ринг и напал бы на старичка Самсона, и толпа бы орала от восторга. Я в ему показал! Я в его так вышвырнул с ринга! И стал бы настоящим героем Блэк-Оука! А так мне оставалось только освистывать его.
И тут на сцене появился Хэнк Спруил. Он прошел вдоль ограждения ринга под рев зрителей и остановился. Стоял он достаточно долго, чтобы привлечь внимание Самсона. Толпа смолкла, а эти двое стояли и мерили друг друга взглядами. Потом Самсон подошел к краю ринга и сказал:
– Ну, заходи сюда, малыш!
Хэнк, конечно, только усмехнулся в ответ. Потом подошел к Далиле и достал из кармана деньги.
– О-ля-ля, Самсон!
– воскликнула Далила, принимая деньги.
– Двадцать пять долларов!
Толпа недоверчиво забормотала.
– Двадцать пять баксов!
– произнес мужчина сзади.
– Это ж недельный заработок!
– Да, но он может выиграть двести пятьдесят, - заметил другой.
Толпа сгрудилась возле ринга. Мы с Деуэйном пробрались в первый ряд, чтобы взрослые не закрывали нам ринг.