Покрашенный дом

Гришэм Джон

– Что там, Люк?
– спросила Бабка.

– Мне послышалось, что дверь скрипнула, - ответил я.

Все посмотрели на дверь. Никого. Все вернулись к еде.

И тут в кухню вошел Перси Летчер. Мы замерли. Он сделал два шага и остановился, словно заблудившись. Он был босиком и весь с головы до ног покрыт пылью. Глаза красные, как будто он долго плакал. Он смотрел на нас, мы смотрели на него. Паппи начал вставать, чтобы как-то разобраться в этой ситуации. «Это Перси Летчер», - сказал я.

Паппи снова

сел, держа в правой руке нож. Глаза у Перси были совершенно остекленевшие, а когда он перевел дыхание, изо рта у него вырвалось что-то вроде стона, словно он пытался подавить бушевавшую в нем ярость. Или, возможно, он был ранен или кто-то у них там, за рекой, заболел, и он прибежал к нам за помощью.

– В чем дело, мальчик?
– рявкнул на него Паппи.
– Вежливые люди обычно стучат, прежде чем войти.

Перси остановил на нем свой немигающий взгляд и сказал: «Это Рики сделал».

– Рики сделал что?
– спросил Паппи, и его голос звучал уже гораздо мягче, словно он решил уступить.

– Рики это сделал.

– Рики сделал что?
– повторил Паппи.

– Это его ребенок, - сказал Перси.
– Ребенок Рики.

– Заткнись, парень!
– крикнул ему Паппи и ухватился за край стола, как будто собираясь вскочить, рвануть к двери и избить этого беднягу.

– Она не хотела, а он ее уговорил, - сказал Перси, пялясь на меня вместо Паппи.
– А потом уехал на войну.

– Это она так говорит?
– сердито спросил Паппи.

– Не кричи, Илай, - вмешалась Бабка.
– Он же еще ребенок.
– Она глубоко вздохнула и, кажется, первой решилась по крайней мере рассмотреть возможность того, что она помогла появиться на свет собственному внуку.

– Так она говорит, - сообщил Перси.
– И это правда.

– Люк, ступай к себе в комнату и закрой дверь!
– велел мне отец, выйдя из транса.

– Нет!
– сказала мама, прежде чем я тронулся с места.
– Это касается нас всех. Пусть сидит.

– Ему не следует все это слушать.

– Он уже все слышал.

– Пусть остается, - решила Бабка, принимая сторону мамы и разрешая спор. Они решили, что я хочу остаться. А чего мне в этот момент больше всего хотелось, так это выскочить наружу, найти Тэлли и отправиться с ней на долгую прогулку - подальше от ее сумасшедшей семейки, подальше от Рики, от Кореи, подальше от Перси Летчера.

– Это твои родители тебя сюда послали?
– спросила мама.

– Нет, мэм. Они не знают, куда я пошел. Ребенок весь день кричал и плакал. Либби совсем с ума сошла - грозит броситься с моста и утопиться и прочее в таком роде. Это она мне сказала, что Рики с ней сделал…

– А родителям своим она тоже сказала?

– Да, мэм. Теперь все знают.

– Ты хочешь сказать, все в твоей семье?

– Да, мэм. Мы больше никому не говорили.

– И не говорите, - встрял Паппи.

Он сел обратно на свой стул, плечи у него опустились - он уже признал свое поражение. Если Либби Летчер утверждает, что Рики отец ее ребенка, ей все поверят. Его здесь нет, он не может защитить себя. А если дело дойдет до свидетельства под присягой, то у нее будет больше сочувствующих, чем у Рики, особенно принимая во внимание его скандальную репутацию.

– Ты ужинал, сынок?
– спросила Бабка.

– Нет, мэм.

– Голодный?

– Да, мэм.

Стол ломился от еды, к которой теперь уже явно никто не притронется. Все Чандлеры надолго потеряли всякий аппетит, это точно. Паппи вылез из-за стола и сказал: «Пусть ест мою порцию». Он резко поднялся и пошел из кухни на переднюю веранду. Отец, не сказав ни слова, последовал за ним.

– Садись сюда, сынок, - сказала Бабка, указывая на стул Паппи.

Ему наложили полную тарелку и дали стакан сладкого чая. Он сел и начал медленно есть. Бабка переместилась на переднюю веранду, оставив меня и маму наедине с Перси. А тот ел и молчал, если к нему не обращались.

* * *

После длительного обсуждения на передней веранде, которого мы с Перси не слышали, потому что нас туда не пустили, Паппи и отец загрузили мальчика в пикап и повезли его домой. Я сидел с Бабкой в качалке, когда они отъезжали. Уже темнело. Мама лущила бобы.

– Паппи теперь поговорит с мистером Летчером?
– спросил я.

– Конечно, - ответила мама.

– А о чем они будут говорить?
– У меня было полно вопросов, потому что, как я понимал, теперь я имел право знать все.

– Ну, они, конечно же, будут говорить о ребенке, - сказала Бабка.
– И о Рики и Либби.

– А они не подерутся?

– Нет. Они договорятся.

– О чем?

– Ну, договорятся, чтобы никто никому не рассказывал о ребенке и имя Рики не упоминалось.

– Это и тебя касается, Люк, - сказала мама.
– Это теперь большой секрет.

– Да никому я не скажу, - убежденно заявил я. Мысль о том, что люди узнают, что Чандлеры и Летчеры теперь вроде как породнились, меня ужасала.
– А это действительно работа Рики?

– Конечно, нет!
– сказала Бабка.
– Летчерам верить нельзя. До добрых христиан им далеко, вот поэтому их девчонка и забеременела. Наверное, хотят из этого дела деньжат вытянуть.

– Денег?

– Мы же не знаем, чего они хотят, - заметила мама.

– Как ты думаешь, мам, это Рики?

Поколебавшись секунду, она тихо ответила:

– Нет.

– Я тоже так не думаю, - сказал я, присоединяясь к общему мнению. Я всегда буду защищать Рики, а если кто станет говорить про этого ребенка Летчеров, я готов и к драке.