Покупатели мечты
Шрифт:
А тем временем Мэр подошел к полностью успокоившейся публике, которая ловила каждое из его движений, и закричал:
— Теория выхода газов из кишечника!
— Выхода газов из кишечника? — переспросил директор Фернанду Латару, чрезмерно озабоченный.
— Выхода газов из кишечника? — поинтересовался Учитель.
«Теория чего?» — стали спрашивать друг у друга присутствующие в зале. Ни один человек не засмеялся, поскольку обстановка, которая была создана, оставалась такой напряженной, что никто не представлял себе, что эта теория означала. Возможно, речь шла о каком-то химическом оружии, новом горючем для ракеты. Но внезапно, к нашему облегчению,
«Та, тара… тара, та-та-та… та-та!!!»
Мы переходили от ужаса к комедии. В моем мозгу поменялись полюса. В мозгах заключенных тоже. Эти люди, привыкшие к риску умереть, быть изувеченными, арестованными, наконец, к приключениям, впрыснутым в вену, не были подготовлены к такой быстрой перемене настроения. Похоже, они не знали, смеяться им или плакать.
Даже Учитель казался смущенным. Он только знал, что двое необузданных персонажей могли бы бросить бомбу в театр. Озабоченный, он подумал, что, вероятно, Бартоломеу и Барнабе знали этих уголовников лучше, чем любой полицейский комиссар или судебный психиатр. Возможно, они были опаснее для общества, чем преступники с Острова Демонов.
Когда зажегся свет, эти двое так, чтобы мы не заметили, надели на себя шутовские носы и цилиндры. Они заставили зрителей аплодировать им, а потом Мэр заговорил с ними о своей «сложной» теории. Я снова чуть не упал в обморок.
Мэр повернулся своей грандиозной задницей к толпе, и Краснобай завершил свою «запорную» мысль:
— Досточтимая публика, кто поймет теорию выхода газов из кишечника, никогда больше не будет смотреть на свои ягодицы так, как прежде. — И Мэр издал громоподобный звук, который смешался со зрительным залом. Все наконец-то поняли, что означает теория выхода газов из кишечника.
Уголовники, услышав звук, исходящий из кишечника Мэра, пришли в неистовство. Все они, пережив вершину напряженности, расслабились. Сначала их мозг был поглощен мыслями о смерти, теперь они стали выпускать газы, как дети. У меня разболелась голова. Настаивая на своих теориях, я спросил себя: где же педагогическая атмосфера?Где учение об инвентаризации событий жизни?
Учитель закрыл лицо руками. Я не знал, хотел ли он выбежать оттуда, как я, или его это забавляло. Но, казалось, он улыбался. Я не знал, придумали ли эти двое план «Б» с его согласия, или все это было импровизацией, как всегда. Я ничего не знал. Меня никто не поставил в известность, я злился на себя самого и на группу. Я узнавал обо всех событиях последним
Директор тюрьмы был озабочен. Он считал, что на этот раз цирк разожжет огонь. У полицейских, стоящих в коридорах, было двойственное чувство. Одни расслабились и улыбались, другие сжимали оружие, боясь худшего. Сразу же на сцене появился другой персонаж, чтобы противопоставить себя им и объяснить самую сумасшедшую из всех теорий: профессор Журема. Я не мог себе представить, чтобы такой блестящий специалист, как она, принял участие в этом сумасшествии.
— Дети мои, воздух демократичен. Он принадлежит всем, используется всеми, и все должны о нем заботиться, — сказала она, обращаясь к преступникам. — Подсудимый выпускает газы, полицейские выпускают газы, интеллектуалы тоже это делают. А значит, мы все находимся в одной лодке. — Потом она с пафосом произнесла: — Никто от этого не убежит: ни младенцы, ни дети, ни взрослые, ни пожилые, ни знаменитости, ни безымянные, ни богатые, ни обездоленные. Все делают звук «пум». Не выпускает газов тот,
— Каждое человеческое существо выпускает газы из кишечника десять тысяч раз за время своего существования, увеличивая при этом эффект нагрева. Мы все — пердуны! — хором произнесли Краснобай и Мэр.
— Существует несколько типов выпуска газов, — продолжила профессор Журема.
И двое бродяг стали объяснять пресловутые типы:
— Есть выпуск газов психопатический. — И Мэр принялся играть роль, чтобы объяснить это. — Психопат кроткий, ханжеский, надушенный. «Как дела? Все в порядке?» Словно ангелочек, он поговорит то тут, то там, а затем, когда меньше всего ожидают, выпустит тихую торпеду, которая попадет в жертву.
Потом вышел Краснобай и тоже стал объяснять:
— Есть выпускание газов «друг леопарда». Это самое наглое выпускание газов из всех. Вы доверяете этому выпусканию газов, считаете его своим лучшим другом и чувствуете, что оно никогда вас не предаст. Вы глубоко дышите, умоляете несчастного выйти потихоньку и не выдавать вас. Но внезапно, когда этого меньше всего ждешь, «друг леопарда» выходит, разрывая шину, и вызывает скандал. И вы натянуто говорите: «Думаю, сегодня будет дождь», но все вокруг знают, что это вы выпустили гром.
Я посмотрел на заключенных и увидел, что они уже не напряжены и чувствуют себя свободно. Трудно было поверить, что эти люди совершали столько насилия в обществе. Я додумал: «Всякое человеческое существо, пусть это преступник или его жертва, алчет и жаждет удовольствий». Фрейд был прав, когда сказал, что принцип удовольствия управляет человеческой психикой. В продолжение Краснобай, уличный философ, напыщенно сказал:
— Есть socialite[14] выпускание газов. Представьте себе, встретились три подруги из высшего света. Каждая из них носит очки с темными линзами, больше, чем их головы, за которыми можно спрятать морду слона. Одна из них спокойно, бесшумно выпускает газы и с невозмутимым лицом имеет смелость заявить: «Я нахожу, что здесь есть что-то гнилое».
— Дорогие слушатели, есть еще и интеллектуальное выпускание газов! — закричал Мэр, глядя на меня. — Это самое бесстыжее выпускание газов из всех! Такой субъект знает, что газы вот-вот выйдут. — И он посмотрел на профессора Журему, которая одобрила педагогический жаргон.
— Давай, давай.
— Да, и он с величайшим бесстыдством их выпускает. При этом интеллектуал спокойно продолжает разговаривать с другими, как будто бы ничего не произошло.
Заключенные резвились, как дети. Было непохоже, что они находились в тюрьме с особо строгим режимом. В этотмомент я подошел к профессору Журеме и спросил ее тихонько:
— А где же Пьяже? А Выготский? А Морен?
Профессор была резка со мной:
— Сын мой, а что мы будем делать? Даже Маркс уже был с этими ненормальными. Воспитание не является искусством передачи идей, это искусство делать их понятными. Уголовники сыты советами и уроками морали. Бартоломеу и Барнабе покорили нас. — И, критикуя меня, добавила: — Выпустите газы из своей головы. Облегчитесь!
Я погрузился в самого себя. Мне никогда не удавалось постичь моих учеников, я никогда не говорил на их языке. Я чувствовал, что сойти с пьедестала и проникнуть в их мир было бы для меня слишком высокой ценой. Пока я раздумывал над этим, Мэр, чувствуя, что толпа была в восторге от его учений, погрузился в транс. В нем снова зажегся дух политика.