Покушение на Еву

Березин Федор Дмитриевич

Он замер, судорожно вцепившись в обработанное кремнем древко. Ясное дело, убийство произошло недавно, иначе шакалы давно бы уволокли все остатки пиршества. Значит, покуда он совершал прогулочный моцион, смилодон, сделав оплошность с ним, оставил преследование и нашел себе более податливый завтрак. Хотя полной уверенности у Александра быть не могло: в это дикое время опасных хищников было хоть завались, внутренне он чувствовал, чей это почерк. А найденные вскоре следы подтвердили догадку. Взяв в руки лук и все время держа его наготове, Александр направился по ним на юг. След вывел в колючие кустарники, на отдельных ветвях которых висели человеческие волосы. Внедряться в заросли было опасно, хотя менее опасно, чем ранее: тигр насытился и наверняка пребывал в благодушном настроении.

Александр снова начал обходный маневр, единственный смысл которого был, наверное, досадить зверю. Его передвижение было очень медленно, так как любое препятствие на пути, будь то дерево, куст или просто неровность рельефа, могло таить за собой две живые сабли, управляемые целеустремленным, опытным мозгом. Усилия были вскоре вознаграждены рычанием,

от которого кровь на мгновение остановилась в венах. Саблезубый давал знать, чтобы его не тревожили, и явно не был в настоящий момент расположен драться с кем бы то ни было. Но, видимо, он еще никогда не сталкивался с самоубийцами и, рыкнув еще раз, прекратил напрасное сотрясение воздуха. Тройка внезапно стартовавших в небо стервятников предупредила Александра, что тигр начал двигаться. Он неслышно взвел тетиву и присел. Однако это не улучшило его положения, дальность обзора стала нулевой, а для саблезубого это не имело значения, он наводился не только зрением, но и нюхом. Александр понял, что совершает смертельную ошибку. Он начал быстро отодвигаться вправо и назад, теперь боясь встать. Давление крови поднялось до такой степени, что он ничего не слышал, кроме ее ударов в висках. Однако громкое сердитое рычание внезапно полностью подавило этот звук – убийца был совсем рядом. Дальше терпеть неизвестность было нельзя: Александр с силой натянул лук еще более и вскочил. Все, что он успел заметить, – это сильное раскачивание кустарника. Затем, внезапно, испачканная кровью морда саблезубого появилась в четырех метрах от него. Он пустил стрелу, она прошла выше правого уха смилодона, которым тот даже не повел, и растворилась в расфокусированной дали. Александр сделал быстрый шаг назад, не глядя, просто стремясь отодвинуться дальше от этой морды. Время начало уплотняться, сводя в комок разнообразные события, причины, следствия и последствия. В то же мгновение Александр вскинул руки, желая овладеть закрепленным на спине тяжелым копьем, но подсознательно просто закрывая лицо, когда его нога, не нащупав опоры, сорвалась вниз. Одновременно с этим древний тигр сделал прыжок. Александр проваливался по склону оврага, падая ногами вниз, когда нижние края обоих копий уперлись в препятствие – выступающий корень. Поскольку Александр не отпустил метательного и не смог освободить его от сбруи, оно встало почти вертикально, при этом его ноги, не ощущая дна, продолжали скользить в неизведанное, и пики оказались гораздо выше головы. Экстравагантное крепление натянулось до предела, тормозя падение, и в этот момент сверху обрушился смилодон. В конечной стадии полета он успел отвести морду в сторону от препятствия, и поэтому оба наконечника не попали в нее, но они вошли в его туловище ниже: один в шею, а другой – толстый – в брюхо. Амуниция лопнула, и Александр скатился на песок в чем мать родила, точнее, родила не его, а то тело, которое он теперь занимал. Он был абсолютно невредим, лишен оружия и уже ничего не понимал в происходящем. Первым его порывом было пуститься наутек, поскольку рядом, кувыркнувшись через голову, грохнулся в протекающий ручей рычащий зверюга.

Затем он подобрал неаккуратно сделанный колчан и лук. Саблезубый пытался бежать, но его задержали копья. Тигр умудрился сломать оба, но от копья Толстяка было не так-то просто избавиться, солидный его кусок так и торчал снизу. А когда смилодон наконец почти осилил эту задачу, Александр с небольшой дистанции всадил в его бок пятнадцать стрел – весь наличный арсенал, причем только три из них отскочили от шкуры. Затем саблезубый, с трудом взобравшись на склон обрыва, все-таки скрылся. Вот теперь Александра затрясло от нервной перегрузки.

* * *

В этом мире у него было мало шансов прослыть великим оратором. Несмотря на все его уговоры, они все равно не поверили ему, и никто с ним не пошел. Он снова был один, и снова перед ним лежали неведомые опасности этой бескрайней дикой земли. Можно было предположить, что все и так обойдется – плюнуть на возможное возобновление набегов, но оставалась пусть малая, но все-таки вероятность, что саблезубый поправится. А поскольку он все же получил солидные повреждения, вероятность нападения на человека увеличивалась – трудно найти более медлительного и одновременно мясистого обитателя местности.

Однако Александр не решился осуществить поход в тот же день, слишком многое выпало сегодня на его долю. Он желал отоспаться, здесь было все же намного удобнее, чем на дереве.

Он проснулся еще до восхода и стал собираться в путь. Он выпросил у Балды копье, тот отдал с неохотой, но спорить не стал: вообще после того памятного выяснения отношений с Прямоходящим его стали немного побаиваться. Еще он прихватил лук, хотя стрел почти не было. Он еще раз попытался уговорить Бедуина – лучшего следопыта племени, но это снова оказалось напрасной тратой красноречия. Не верил тот, что одинокий сумасшедший мог прикончить злобного духа, насланного на племя неведомыми силами. В логике ему отказать было нельзя. Да и, кроме всего, относились теперь к Александру как к ожившему покойнику, он ведь вернулся в становище, просуществовав ночь в одиночку, это было невероятно еще до прихода саблезубого.

Александр без приключений добрался до ручья. Взбираясь на склон, в направлении вчерашнего отступления чудовища, он с трудом подавил порыв прекратить это рискованное предприятие. Но путь убедиться в исчезновении опасности для племени был только один – найти труп смилодона или довершить вчерашнее, доблестно начатое предприятие, добив раненого тигра.

Кровавого следа не было. Александр начал продвигаться вперед зигзагами, огибая особо густой кустарник. Он двигался с крайней осторожностью, буквально ощущая кожей каждый вновь преодоленный миллиметр. Он чувствовал мух, в поисках аэродрома садящихся ему на плечи и голову. Иногда они решали дозаправиться и втыкали в

его грубую кожу рот-присоску, но все это происходило словно где-то далеко, все его внимание было там, впереди, слева и справа в пяти-шести метрах перед собой: это было расстояние прямой видимости в кустах, по воле случая имеющих немного листьев у стволов и гущу в верхних ветвях. Быстро взлетевшее от горизонта солнце било ему в затылок чуть справа, видимо, принимая его за часть окружающей растительности, обожающей фотосинтез, но, несмотря на все старания светила, он не зеленел и не останавливался, а плохо продуманный смертельный трюк длился и длился, не имея зрителей. Этот кошмар или сумасшествие продолжалось несколько часов, и единственное, что двигало Александром в это время, было чутье, то, чему древние люди доверяли гораздо больше, чем рассудку. Затем впереди он явно различил негромкое урчание, кто-то выражал большое неудовольствие его появлением. Александр замер и некоторое время вглядывался в густую листву. Окраска саблезубого еще не достигла того совершенства смеси хаоса и изящества, поставившего его далеких потомков на грань вымирания из-за отстрела на шубы, но тем не менее Александр с большим трудом различил его. Смилодон стоял совершенно неподвижно, боком к наблюдателю, голова его была скрыта деревом. Теперь, найдя то, что искал, Александр растерялся. Предположение о том, что это и есть раненый хищник, было оправданным, но кто мог поручиться наверняка? Человек, в своем большинстве, слабо различает аналогичных животных друг от друга, разве что это его собственная домашняя собака, и здесь был похожий случай. Неясно было даже, что страшнее: наличие нового врага или волшебное излечение старого знакомого? Если он после получения стольких ранений менее суток назад бродит по окрестностям, надежды осилить врага являлись утопией.

Александр опять попал в затруднительную ситуацию: он боялся сделать резкое движение, метая копье, тем более что в случае промаха он лишался оружия ближнего боя, а перехват лука требовал слишком многочисленных движений, все промежуточные стадии которых ставили его в беспомощное положение. Медленно, дробя время подобно Ахиллесу, настигающему черепаху, он начал поднимать острый каменный наконечник в положение для штыкового боя. На уровне сознания он еще даже не решил, к чему готовятся мускулы: к атаке или обороне, когда впереди хлопнула, подобно лопнувшему вдоль толстому горному леднику, сухая ветка, не выдержав тяжелой лапы шевельнувшегося чудовища. Затем саблезубый дрогнул, и вся его огромная плоть ушла назад, разворачиваясь: и вот уже, меняя ракурс, появился шикарный волочащийся хвост, а потом вырисовалась, на мгновение выдавая личину хозяина, словно обратная сторона Луны, вся окровавленная, вся в метках вырванных изнутри с корнями стрел, нарушенная симметрия природы левого бока. Смилодон отступал и отступал без боя. Александр перехватил копье для метания, но опустил руку: цели уже не было – зверь растворился в игре света и тени. Там, уже невидимый, он рыкнул, возможно, досадуя на свою трусость, хотя вряд ли он имел представление об этом понятии. Дальше остался только задавливающий все грохот крови в висках: адреналин ускорял внутренние процессы, доводя их до максимума, природа в своем слепом стремлении продолжала совершенствовать механизм возникновения бича будущей цивилизации – инфаркта.

Итак, разведка была произведена, и она оказалась не напрасной. Александр, сопротивляясь внутреннему давлению, жаждущему физического действия, лихорадочно работал помещенным в череп логическим устройством. Он прикидывал свои шансы на очередную удачу. Шансов не было, но в случае окончательной потери контакта сейчас они вообще отсутствовали. Однажды он уже был инвалидом, он не хотел становиться им снова даже более, чем мясным рагу, но вряд ли калеки живут в этом мире долго, поэтому однозначно имелось два варианта ответа, как в простой тестировочной таблице. Отступить теперь, когда ему так старательно улыбался случай, значило проиграть стратегически. Он пошел дальше.

Он нашел небольшие пятна крови, затем он обнаружил солидное пространство поваленного кустарника. Всюду было множество кровавых брызг, а на земле три лужи запекшейся крови. Александр не знал, сколько крови положено иметь смилодону, и сколько ее уже вылилось, и какое для жизни ее количество ему опасно потерять. Возможно, зверь собирался здесь умирать, а может статься, он намеревался отлежаться и прожить до старости, лакомясь человечиной. Ответов на все это не было. Оставались вопросы. Один из них предполагал выбор оружия. Подчиняясь скорее стенаниям по прогрессу в этом статичном мире, чем логике, Александр сделал перемену: он взял в руки лук и закинул копье за спину.

Было трудно смотреть одновременно вперед и вниз, где багряные пятна указывали направление, и при этом еще оставаться бесшумным, но альтернативы не проглядывалось, и он просачивался вперед, усердно напрягая все органы чувств. Он сделал только одну остановку, справляя внезапно подкатившую потребность, но и при этом его слух продолжал жить ожиданием крика птицы или еще чего-нибудь, выдающего смилодона. Единственное, чему он потерял счет, было время. Но на каком-то этапе эти не имеющие конца кусты оборвались. А там, на открытом пространстве, местная фауна уже вовсю приветствовала появление тигра: кудахтало семейство потревоженных диких куриц, взвилась вверх целая стая мелких пернатых, кто-то верещал на ближайшем дереве и уносился вдаль одинокий мелкий парнокопытный. Саблезубый не реагировал на эти знаки почтения, он шел медленно, тяжело перемещая свое поврежденное туловище, и, видя теперь его целиком, Александр знал, что далеко он не уйдет. Наконец-то Александр ощутил себя настоящим охотником, добыча была на виду. Он перешел на бег. Пот лился по его не слишком похожим на мышцы культуриста выпуклостям, но эти не внушающие доверия со стороны мускулы имели под собой тренированные, чуть ближе генетически связанные с обезьянами сухожилия, привыкшие работать не в спортивном зале для развлечения, а на износ – в мире однозначных побед и поражений.