Покушение на Тесея
Шрифт:
– Я слышал, что погиб молодой Талос, – сказал Хирон.
– Ты прав, – сухо ответил Дедал, глядя в кубок с вином.
– Мне говорили, что это не было случайностью…
– Нет, это была случайность, – возразил Дедал, голова его так склонилась над кубком, что казалась большим страусиным яйцом.
– Это тот юный Талос, – произнес Фол, – который изобрел пилу?
– Каждый дурак мог изобрести пилу, – ответил Дедал. – Если бы мне на глаза попалась рыбья челюсть, я бы тоже догадался, по какому принципу должна работать пила.
– Ты
Дедал наконец отпил из кубка. Но не глядел на окружающих.
– А я слышал, что он изобрел гончарный круг, – сказал Хирон.
– Его много раз изобретали, – отмахнулся Дедал. – И в Лидии, и на Крите, и в Египте, эта идея витала в воздухе.
– Конечно, витала, – согласился Фол. – Так же, как идея циркуля.
– Между прочим! – Дедал неожиданно вскочил с места и зашагал по комнате. – Между прочим, у меня в заметках есть чертеж циркуля. Я не мог только подобрать хорошего дерева для его ножек.
– Ну и расскажи нам, – сказал Хирон, – как погиб несчастный Талос?
– Мы с ним стояли на крыше храма, – медленно произнес Дедал, словно вспоминая, как было дело, – он сделал шаг вперед… я сказал ему: «Остановись, Талос, это опасно!» Но он не услышал меня, сделал еще шаг… и упал!
– Ты больше ничего не хочешь нам сказать, Дедал? – спросил Фол.
– Хочу! – вдруг взорвался маленький изобретатель. – Да, хочу! Я хочу заявить всему миру, что Талос был грязной тварью, что он вступил в преступную связь со своей матерью Поликастой – с моей родной сестрой! Честь семьи была под угрозой! И он должен был умереть!
– О грехе Талоса было известно давно, – тихо произнес Хирон. – Да, они были любовниками… и это очень прискорбно. Но за это карают боги, а не Дедал.
– Он не думал о морали, – поддержал Хирона Фол. – До тех пор, пока люди вокруг не стали говорить, что Талос талантливее Дедала, что Дедал уже на закате, а Талос – это завтрашний день науки!
– Никто, кроме идиотов, так не говорил!
– В Элладе нашлось немало таких идиотов, – заметил Хирон.
– Даже до наших лошадиных ушей докатились эти сплетни, – сказал Фол.
Почему он терпит? – удивилась Кора. Почему великий изобретатель и могущественный, судя по всему, человек так покорно слушает обвинения двух полуконей, словно мальчик, вызванный на порку взрослыми дядями?
– На главное ваше обвинение, – сказал Дедал, остановившись посреди комнаты, – я отвечу решительно – нет! Я никогда и никому не завидовал. Мои величайшие изобретения еще впереди! Вы видели мой корабль, который передвигается силой пара?
– Ему уже десять лет, – усмехнулся Хирон.
– Вы видели моих гребцов и воинов? Одинаковых, как горошинки в стручке!
– Твоих деревянных людей знает весь мир. Видно, плохи твои дела, наш друг, если ты ищешь оправданий в своем же вчерашнем дне.
– Справедливый суд свершился, – сказал Дедал, видно, имея в виду Талоса, потому что кентавр Фол на это ответил:
– Твоя
– Это ее воля и признание вины, – жестоко ответил Дедал. – Я теперь тоже хочу задать вам вопрос, друзья. Ведь не зря же я терпел все обвинения, которые вы мне бросали в лицо, какими бы нелепыми они ни были. Но скажите мне, к чему весь этот разговор? Разве дело только в обвинениях прошлых лет?
– Мы не обвиняем тебя. Мы не суд, иначе бы ты сюда не пришел, – сказал Хирон. – Но мы – люди, которые хотят понять смысл и связь вещей в природе и причины человеческих поступков. Мы не стали бы разговаривать об этом с ничтожным рабом или толстым чиновником. Мы хотим понять, совместимы ли гений и злодейство…
«Странно, я где-то уже слышала эту фразу, – подумала Кора. – Я ее даже отлично знаю. Я знаю ответ: «Гений и злодейство несовместимы!» Кто же сказал это? Гегель? Дарвин? Эйнштейн?»
– Он сам упал с крыши храма, – сказал Дедал, как бы подводя итог дискуссии.
– Можно ли поговорить с тобой, – спросил тогда Фол, – о другой женщине?
– О ком?
– О Пасифае?
– Нет! – отрезал Дедал. – Нет, нет и еще раз нет! Я покидаю ваш дом.
– Неужели ты так испугался?
– Срок давности миновал!
– У нас другие сроки, Дедал.
– Передо мной была поставлена инженерная задача, – сказал Дедал. – Мне был брошен вызов. И я принял его.
– Так это был инженерный вызов?
– Да! Именно так.
– А Лабиринт? Тоже инженерное задание?
– Сделав первый шаг, я был принужден ко второму.
– То есть, по-твоему, эти твои конструкции сопоставимы?! – спросил Хирон.
– Да! – Дедал поднял сжатый кулачок. Тут кентавры начали хохотать и ржать, как жеребцы, так что сбежались домочадцы Фола и пришлось гнать их, потому что объяснить причину смеха кентавры не могли ни женщинам, ни детям. И лишь Коре удалось уговорить Хирона рассказать, над чем они смеялись, и тот, несколько смущаясь, поведал ей о критском подвиге Дедала, причем последний вовсе не был смущен, а даже подавал реплики и был собой доволен, ибо: «Для гения нет задач мелких и неблагодарных. Для него любая задача – одинаковый вызов!»
– На острове Крит был белый бык, – сказал кентавр, – говорят, с точки зрения бычьей красоты он был совершенен.
Фол фыркнул.
– Ну как, например, можно считать Фола образцом конской красоты? – заметил Хирон, и его друг густо покраснел. Неловко, когда тебя сравнивают с конем в присутствии красивой дамы. – Это был бык Посейдона – я уж, честно говоря, не помню, почему он там оказался… – Оба его друга кинулись было объяснять происхождение белого быка, но Хирон поднял руку, останавливая их. – Важно лишь то, – продолжал он, – что супруга царя Миноса, которую зовут Пасифаей, женщина невероятной прелести, и притом любвеобильна так, что… – Пока Хирон искал сравнение, сам Дедал докончил его мысль: